Эрозия социалистической модели началось задолго до трагических событий декабря 1991 года, когда было подписано соглашение о разделе СССР в Беловежской пуще. Это не только дата развала СССР, но и дата полной легализации новой социально-экономической модели под названием «капитализм».

Советская экономика де-факто уже давно приобрела черты многоукладной. В ней сочетались социалистический и капиталистический уклады. Впрочем, некоторые зарубежные исследователи и политики заявляли, что де-факто в СССР произошла полная реставрация капитализма еще в 1960-е-1970-е. Реставрация капитализма увязывалась с появлением и развитием в недрах СССР так называемой «теневой», или «второй» экономики. В частности, еще в начале 1960-х. член Германской компартии Вилли Дикхут начал публикацию своих статей, в которых он констатировал, что с приходом к власти в нашей стране Н.С. Хрущева произошла (не началась, а именно произошла) реставрация капитализма в СССР.

Социально-экономическая модель эпохи «застоя» СССР прямо называется экспертами «государственным капитализмом». Формально приватизации государственных предприятий не было, но они находились в безраздельном распоряжении партийно-государственной бюрократии - «номенклатуры». Что же представляла из себя «теневая» экономика?

«Теневая» экономика функционировала на принципах, отличных от социалистических. Так или иначе, она была связана с коррупцией, хищениями государственного имущества, получением нетрудовых доходов, нарушением законов (или использованием «дыр» в законодательстве). При этом не следует путать «теневую» экономику с «неофициальной» экономикой, которая не противоречила законам и принципам социалистического строя, а лишь дополняла экономику «официальную». Прежде всего, это индивидуальная трудовая деятельность. Например, работа колхозника на приусадебном участке или горожанина на своем дачном участке. А при Сталине широкое развитие получила так называемая «промысловая кооперация», которая была занята производством потребительских товаров и услуг.

Для описания «теневой» экономики СССР использовались такие термины, которые не всегда понятны современному человеку. Одним из ключевых понятий было «цеховик». Речь идет о предпринимателе, который организовывал подпольное производство дефицитных потребительских товаров - одежды, белья, шуб, головных уборов, обуви, солнцезащитных очков, дамских сумочек, дисков с музыкальными записями и т.п. Чаще всего, такое производство осуществлялось на площадях государственных предприятий, с использованием государственного оборудования и неучтенного (похищенного) сырья. Хотя в некоторых случаях использовались специально оборудованные помещения, находившиеся за пределами предприятий и фабрик.

Другое понятие - «барыга». Это предприниматель, который действовал не в сфере производства, а исключительно в сфере обращения товаров. В первую очередь, товаров потребительских, которые были предназначены изначально для реализации через государственную торговую сеть по установленным фиксированным ценам. Барыги организовывали реализацию этих товаров по различным каналам по повышенным ценам. В товарно-распределительных цепочках «теневой» торговли могут быть задействованы сотни и тысячи людей. Постепенно барыги стали прибирать к своим рукам и реализацию тех товаров, которые не относятся к категории потребительских. Это бензин, черные и цветные металлы, лесоматериалы, кирпич, цемент, другие стройматериалы и др. Покупателями этих товаров были упомянутые выше цеховики, а также отдельные граждане (например, для индивидуального строительства).

Спекулятивными операциями с иностранной валютой и драгоценными металлами занимались «валютчики». Обычно действовали они в тесном взаимодействии с фарцовщиками, которые занимались реализацией товаров, выменянных или перекупленных у иностранцев. Этот вид спекуляции существовал преимущественно в Москве, Ленинграде и крупных портовых городах. Фарцовщики стали достаточно распространенным явлением после VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году. Кроме импорта реализовывалась и советская продукция (зачастую под видом фирменной), создававшаяся в подпольных цехах. Продажами и перепродажами товаров по ценам более высоким, чем государственные, занимались «спекулянты». Они действовали в одиночку.

Были еще и так называемые «шабашники» - бригады, занятые на строительстве различных сельских объектов. Заказчиками строительных работ выступали колхозы и совхозы, которые на эти цели получали большие деньги из бюджета. Потребность в шабашниках была обусловлена тем, что государственных строительных организаций на селе катастрофически не хватало. Взаимоотношения шабашников с колхозами и совхозами не регулировались четкими нормами, что создавало питательную почву для хищения бюджетных средств и строительных материалов как строителями, так и заказчиками. Шабашники - пример «серой» зоны в советской экономике. Деятельность в таких зонах не запрещалась, но плохо регламентировалась, что создавало благоприятные условия для злоупотреблений. По данным УБХСС МВД СССР, в 1983 году в стране насчитывалось 40 тыс. бригад шабашников с общей численностью работников 280 тыс. человек. Кстати, таким же невнятным был статус так называемых «студенческих стройотрядов», которые были похожи на бригады шабашников.

В 1970-е появилось понятие «экономическая преступность». Большая часть крупных преступлений в СССР, уже начиная с конца 1950-х, имела все признаки подобных преступлений. Другие преступления называли «профессиональной преступностью»; это были убийства, разбои, воровские сети, контрабанда, мошенничество и другие действия, перечисленные в Уголовном кодексе СССР. Грань между экономической и профессиональной преступностью была достаточно условной, поскольку большая часть преступлений имела ярко выраженную мотивацию обогащения. Постепенно эта грань стиралась. В 1970 г. в Киеве проходил всесоюзный сход воров в законе. На этом сходе было принято решение о том, что «профессиональные» воры в законе начинают «крышевать» цеховиков, барыг и прочих деятелей «теневой» экономики. В том числе (и даже в первую очередь) обеспечивают защиту «экономической мафии» от «наездов» со стороны милиции и других правоохранительных органов. В 1979 г. в Кисловодске произошел сход воров в законе и представителей «экономической мафии», на котором произошло окончательное сращивание профессиональной и экономической преступности. На этом «съезде» было принято решение о том, что деятели «теневого» бизнеса отчисляют 10% своей прибыли в общую кассу, а профессиональные воры в законе обеспечивают защиту («крышевание») бизнеса.

Мало того, что «теневой» капитал сращивался с организованной преступностью, он также сращивался с партийно-государственной номенклатурой. Сначала это происходило на местном (региональном) уровне. Правильнее даже сказать, что это было не сращивание. Экономическая мафия «покупала» эту номенклатуру и заставляла ее действовать в своих интересах. Так было в 1960-е годы. А к началу 1970-х подпольный капитал вышел уже на уровень партийно-государственного руководства ряда союзных республик. Особенно наглядно это показали две крупные чистки, которые были проведены КГБ СССР в Азербайджане и Грузии. Удалось доказать, что крупные суммы денег стекались в ЦК КПСС Азербайджанской ССР и в руки лично первому секретарю В. Ахундову. Далее они уходили за границу и размещались в зарубежных банках. Были арестованы несколько сот партийных функционеров уровней секретаря райкома, председателей райисполкомов, районных прокуроров и т.д. Аналогичная операция была проведена в Азербайджане. С середины 1970-х начинается расследование так называемого «хлопкового», или «узбекского» дела, в ходе которого были раскрыты связи «теневиков» с первыми лицами Узбекистана. Операциями по расследованию деятельности экономической мафии в республиках в 1970-е гг. руководил председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов. Тогда еще экономическая мафия не дотянулась до партийно-государственных органов власти в Москве. Но в 1980-е годы, особенно после прихода на пост Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева, захват власти теневым капиталом произошел и в Москве, и всякая борьба с ним и его сращиванием с «номенклатурой» прекратилась.

В СССР государственные и партийные власти предпочитали не замечать таких явлений, как «теневая» экономика и «экономическая преступность». Нет, конечно, правоохранительные органы раскрывали и пресекали различные операции в сфере «теневой» экономики. Но руководители СССР, комментируя подобного рода истории, отделывались фразами типа: «исключения из правила», «отдельные недостатки», «недоработки», «ошибки» и т.п. Например, в начале 1960-х тогдашний первый заместитель Совета Министров СССР Анастас Микоян определил «черный рынок» в СССР как «горсть некой грязной пены, выплывшей на поверхность нашего общества».

Тема «теневой» («второй») экономики была табуированной в СССР. Но и в зарубежных СМИ и иностранной специальной литературе она почти не затрагивалась. Видимо, через «железный занавес» информация о «теневой» экономике СССР почти не проникала на Запад. Но вот в 1970-е «занавес» был приоткрыт, несколько тысяч человек покинуло СССР и в качестве эмигрантов оказалось в Израиле, США, некоторых других странах. Это была так называемая «еврейская эмиграция». Одним из таких эмигрантов, оказавшихся в Америке, был советский юрист Константин Симис. В 1982 году он опубликовал книгу «Коррумпированное общество. Тайный мир советского капитализма». До этого, в 1981 году вышла статья Симиса в авторитетном журнале «Форчун» под названием «Подпольные миллионеры в России», которая была перепечатана в еще более авторитетном журнале «Тайм». Автор в период 1953-1971 гг. тесно соприкасался с некоторыми «теневиками», адвокатом которых он выступал на судебных процессах (позднее он работал в качестве эксперта по международному праву в министерстве юстиции СССР). Количественных оценок «теневой» («второй») экономики К. Симис не дает. Вместе с тем, он называет имена некоторых подпольных советских миллионеров. Например, он называет империю Глазенбергов (три брата), которая владела большим количеством подпольных предприятий и имела торговые базы в 64 городах и регионах СССР.

Симис обращает внимание на некоторые особенности «теневой» экономики СССР. Как следует из самого названия его книги, «теневая» экономика в СССР существовала на основе коррупции и становилась источником распространения коррупции. Подпольные бизнесмены давали взятки директорам предприятий, районным государственным и партийным руководителям для «прикрытия» их «теневого» бизнеса. Взятки использовались и для целей, непосредственно не связанных с «теневым» бизнесом. Например, для получения нужных должностей в государственном и хозяйственном аппарате, для устройства детей в ВУЗы, для выезда за границу и т.д. Взятки могли иметь как денежную форму, так и натуральную (дорогие подарки, встречные услуги). Многие подпольные бизнесмены вели двойную жизнь. Они часто были достаточно известными людьми, занимавшими какие-то официальные должности, при этом были членами КПСС. Они охотно вступали в коммунистическую партию исключительно из соображений выгоды, с целью укрепить свое общественное положение и гарантировать себе какую-то защиту от уголовного преследования со стороны ОБХСС.

Свои богатства подпольные миллионеры не выставляли напоказ. Основная часть капитала «теневых» бизнесменов материализовалась в золоте, драгоценных камнях, антиквариате, иногда - в иностранной валюте. Все это хранилось в тайниках, подальше от глаз простого народа и правоохранительных органов.

Примечательно, что К. Симис в своей книге указал на угрозу со стороны подпольных миллионеров для социалистической государственности: «И все же, что мы знаем об их владельцах (владельцах тайников - В.К.)? Чего они ждут? Будущего из области фантазии, когда они смогут извлечь из тайников свои богатства и по-царски распорядиться ими? Или они ждут падения советского режима?» Это самое «падение советского режима» произошло через десять лет после появления публикаций К. Симиса. Намек Симиса советское руководство не восприняло всерьез. По крайней мере, никаких радикальных действий власти за этим не последовало.

Вот лишь некоторые данные по результатам этих исследований.

1. В 1979 г. незаконное производство вина, пива и других спиртных напитков, а также спекулятивная перепродажа спиртных напитков, произведенных в «первой экономике», обеспечили доходы, равные 2,2% ВНП (валовой национальный продукт).

2. В конце 1970-х гг. в СССР процветал «теневой» рынок бензина. От 33 до 65% покупок бензина в городских районах страны индивидуальными владельцами автомобилей приходилось на бензин, продаваемый водителями государственных предприятий и организаций (бензин продавался по цене ниже государственной).

3. В советских парикмахерских «левые» доходы превышали суммы, которые клиенты уплачивали через кассы. Это лишь один из примеров того, что некоторые государственные предприятия де-факто принадлежали ко «второй экономике».

4. В 1974 г. на долю работы на частных и приусадебных участках приходилось уже почти 1/3 всего рабочего времени в сельском хозяйстве. А это составляло почти 1/10 всего рабочего времени в экономике СССР.

5. В 1970-е примерно ¼ продукции сельского хозяйства производилась на личных участках, значительная ее часть направлялась на колхозные рынки.

6. В конце 1970-х около 30% всех доходов городского населения были получены за счет различных видов частной деятельности (как законной, так и незаконной).

7. К концу 1970-х удельный вес лиц, занятых во «второй экономике», доходил до 10-12% общей численности рабочей силы в СССР.

В конце 1980-х появился ряд работ по «теневой», «второй» экономике и в СССР. По их данным, годовая стоимость нелегально произведенных товаров и услуг в начале 1960-х составляла примерно 5 млрд. руб., а в конце 1980-х гг. достигала уже 90 млрд. руб. В текущих ценах ВНП СССР составлял (млрд. руб.): 1960 г. - 195; 1990 г. - 701. Таким образом, экономика СССР за тридцатилетие выросла в 3,6 раза, а «теневая» экономика - в 14 раз. Если в 1960 году «теневая» экономика по отношению к официальному ВНП составляла 3,4%, то к 1988-м этот показатель вырос до 20%. Правда, в 1990 году он был равен 12,5%. Такой спад был обусловлен изменением советского законодательства, которое перевело в разряд легальных целый ряд видов экономической деятельности, которые ранее считались незаконными. Число занятых в «теневой» экономике, по оценкам экспертов, в начале 1960-х гг. составляло 6 млн. человек, а в 1974 г. оно возросло до 17-20 млн. Это - 6-7% населения страны. В 1989 году таких «теневиков» было уже 30 млн., или 12% численности населения СССР. И американские, и советские исследователи обращают внимание на некоторые особенности «теневой» экономики и ее влияние на общую обстановку в СССР.

«Теневая» экономика как заметное явление советской жизни возникло в конце 1950-х - начале 1960-х. Все исследователи однозначно связывают ее с приходом к власти в стране Н.С. Хрущева, который рядом своих непродуманных решений выпустил из бутылки джина «теневой экономики». Хрущев уничтожил мелкотоварное производство, созданное Сталиным (те же промысловые артели в городах) и на его место тут же пришли «теневики».

«Теневая» экономика была более развита не в центральных регионах СССР, а на периферии страны. В конце 1970-х доля доходов от «второй» экономики составляла около 30% всех доходов городского населения в масштабах СССР. При этом в РСФСР она приближалась к среднему значению по стране, а в регионе Белоруссии, Молдавии и Украины среднее значение было около 40%, в Закавказье и Средней Азии - почти 50%. В Армении среди этнических армян показатель достигал 65%. Гипертрофированное развитие «второй» экономики в ряде союзных республик создавало иллюзию того, что эти регионы «самодостаточны». Мол, они имеют более высокий жизненный уровень, чем Россия, и могут вполне существовать и развиваться вне Союза ССР. Все это создавало благоприятную почву для сепаратистских движений в национальных республиках.

«Теневая экономика» существовала за счет государственных ресурсов, значительная ее часть могла нормально функционировать при условии хищения материальных ресурсов государственных предприятий и организаций. Таким образом, создавалась иллюзия, что «теневая экономика» восполняла недостатки «белой» экономики. Происходило просто-напросто «перераспределение» ресурсов из государственного (и колхозного) сектора экономики в «теневой».

Кроме того, «теневая» экономика подрывала систему централизованного управления народным хозяйством в СССР. Изначально все управление осуществлялось из центра, по вертикали. Позднее государственные предприятия стали выстраивать между собой неформальные отношения по горизонтали. Это были различные бартерные операции, о которых предприятия могли даже не информировать центр. Это тоже была «теневая» экономика внутри государственного сектора хозяйства.

В исследованиях, посвященных «теневой» экономике СССР, довольно часто приводятся сравнения с другими социалистическими странами. Там «теневая» экономика процветала не меньше, а иногда и больше, чем в Советском Союзе. В качестве примера чаще всего используется Польша. Впрочем, уже в первой половине 1980-х в Польше, которая формально оставалась социалистическим государством, «теневая» экономика начала исчезать по той причине, что мелкий и средний бизнес был легализован.

«Теневая экономика» в СССР порождала коррупцию. Хозяева «теневых» структур занимались подкупом руководителей и функционеров государственных предприятий и организаций. С какой целью? Чтобы те как минимум не мешали «теневому» бизнесу. А как максимум, чтобы становились соучастниками такого бизнеса, оказывая содействие в снабжении сырьем, товарами, транспортными средствами и т.п. Это первый, микроэкономический уровень коррупции. Далее следует второй, региональный уровень, который связан с подкупом правоохранительных органов и вообще органов государственной власти на местах. А также партийных органов (райкомов, горкомов КПСС). Создается система регионального «крышевания» «теневого» бизнеса. Наконец, коррупция выходит на третий, общегосударственный уровень. «Теневики» начинают лоббировать свои экономические интересы в министерствах и ведомствах и даже правительстве. Некоторые авторы полагают, что экономическая реформа Косыгина-Либермана (1965-1969 гг.) была «продавлена» «теневым» капиталом. Экономика лишь формально продолжает развиваться как «плановая». Управленческие экономические решения на общегосударственном уровне начинают приниматься под влиянием «теневиков».

Хозяева теневого бизнеса накапливают такие громадные капиталы, которые позволяют им заниматься уже лоббированием политической власти в стране. «Теневикам» становится тесно в рамках даже формального социалистического способа производства. И они начинают готовить полную реставрацию капитализма. Она и произошла в период нахождения у власти М. Горбачева под прикрытием лживых лозунгов «перестройки». Эта «перестройка», в конечном счете, была инициирована не М. Горбачевым или А. Яковлевым. Она была организована «теневым» капиталом, по указкам которого и действовали «реформаторы» из КПСС. Таким образом, «теневики» обладали очень большим влиянием во многих союзных республиках. Они поддерживали сепаратистские движения в регионах и сыграли важную роль в развале СССР.

Валентин Юрьевич Катасонов - профессор, доктор экономических наук, председатель Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова.

Новости Партнеров

Первыми декретами советская власть национализировала банки, заводы и фабрики. В Гражданскую войну ЧК устраивала облавы на спекулянтов, комиссары пробовали строить «военный коммунизм», провели огосударствление оптовой и вообще всей крупной торговли. Но при этом де-факто были разрешены «блошиные» рынки и малый частный бизнес. Дальше наступил НЭП. Было ли это вынужденное отступление, тактический маневр — не так важно. Предпринимательская инициатива была почти на десятилетие выпущена из подполья.

Дальше? Сталин победил в схватке за власть в советской верхушке, НЭП был свернут. Начались индустриализация и коллективизация. Казалось бы, частный бизнес и должен был быть ликвидирован, а те, кто им занимались, поголовно отправлены рыть каналы. Но нет… В сталинские десятилетия в СССР процветали так называемые кустари и их артели, если говорить простым языком — разного рода малый и очень малый бизнес. Что в свете устоявшегося мнения об СССР 30-50-х годов как о тоталитарном государстве, безжалостно подавляющем любые ростки самостоятельности и инакомыслия (в экономике, политике, искусстве) выглядит несколько неожиданно. Но фактом остается то, что в конце 40-х — начале 50-х годов разного рода малым частным предпринимательством занимались сотни тысяч, если не миллионы человек. Конечно, кустари, как классово чуждый и априори сомнительный элемент, находились под чутким надзором органов. Но команды на тотальную ликвидацию этого слоя так и не поступило.

После войны советская экономика лежала в руинах. Начавшаяся гонка вооружений требовала ускоренного восстановления тяжелой промышленности, которая пожирала все наличные ресурсы государства. Власти по необходимости смирились с существованием обширного частного сектора в экономике. К концу 50-х годов прошлого века в СССР было зарегистрировано около 150 000 артелей (кооперативов) и частников-кустарей.

Артели должны были работать, используя отходы производства крупных предприятий. Таково по крайней мере было официальное оправдание существования такой формы организации производства. Но за этой «ширмой» скрывались обычные малые предприятия — цеха по пошиву одежды, выделке обуви и т.п. Естественно, работали они не только на отходах. Швейные артели, например, которым нужна была высококачественная резиновая тесьма, доставали ее на предприятиях авиационной промышленности, которым она выделялась в числе прочих материалов для производства парашютов. Во многих случаях артели существовали непосредственно при заводах-«донорах», через которые и было налажено их снабжение. Уследить за десятками тысяч мелких производств по всей стране было просто нереально. В результате за пределами легальной, официальной экономики функционировали целые сектора и отрасли промышленности.

О масштабах нелегальной экономической деятельности в тот период можно судить по делу так называемого Управления военного строительства №1 (УВС-1). По сути, это была настоящая частная строительная корпорация с численностью сотрудников под тысячу человек, работавшая на всей европейской части СССР. Ее глава и хозяин — Николай Павленко — родился в селе Новые Соколы под Киевом в семье мельника, где кроме него было еще семеро детей. В 1928 году он сбежал из дому, подделав документы о рождении. Вскоре семья была раскулачена и сослана в Сибирь. А Николай Павленко перебрался в Калинин (сегодня — Тверь), где поступил в местный инженерно-строительный институт. Проучился там два года, затем бросил и устроился работать на стройку.

В деталях восстановить дальнейший жизненный путь Павленко уже невозможно. Остается лишь идти за следователями, которые смогли выявить некоторые из эпизодов. Например, в архивах НКВД были найдены датированные концом 30-х годов рапорты от неких Керзона и Сахно, с решением привлечь Павленко «к разработке материалов против троцкистов Волкова и Афанасьева». То есть, похоже, сын мельника активно строчил доносы и кляузы на людей, с которыми работал на стройке. Сохранилась также рекомендация калининских органов НКДВ о трудоустройстве Павленко в серьезную организацию «Главвоенстрой». Там он работал вплоть до войны — прорабом, старшим прорабом, заведующим стройучастком. Научился «работать с документами», понял, как устроена «машина». С началом войны Павленко призвали в действующую армию. Однако в октябре 1941 года он, выписав себе поддельные документы, покинул часть и вместе с группой таких же дезертиров перебрался в Калинин. Там он организовал свой первый бизнес. Один из прибившихся к группе дезертиров изготовил из резиновой подошвы ботинка печать с надписью «Участок военно-строительных работ Калининского фронта» (УВСР-5). За взятку в типографии были отпечатаны необходимые документы — накладные, наряды, договора и т.п. На прифронтовых дорогах Павленко подобрал с десяток брошенных грузовиков и бульдозеров. После чего сумел встроиться в систему военно-строительных частей Калининского фронта.

«Частное» подразделение было поставлено на довольствие. Военкоматы отправляли Павленко пополнение из числа новобранцев и выписывающихся из госпиталей бойцов. А разросшаяся часть чинила дороги, ремонтировала мосты, строила аэродромы и госпитали. Меняя названия и подчиненность, строительная часть Павленко вместе с фронтом продвигалась на запад. Несколько раз вступала в столкновения с вооруженными группами немцев, оказавшимися в тылу советских войск. И все четыре года войны часть Павленко была загружена работой, стояла на всех видах довольствия.

Был ли Павленко единственным такого рода частным подрядчиком Советской армии или всего лишь самым крупным из числа выявленных? Сегодня сложно сказать. Но по крайней мере он действительно строил. И претензий к его работе у заказчиков не возникало. Войну Павленко закончил под Берлином. Уже после Победы, договорившись за взятку с военпредами Управления вещевого и обозного снабжения Министерства обороны СССР и представителями временной военной комендатуры Штутгарта, Павленко получил в свое распоряжение железнодорожный эшелон из тридцати вагонов. В него были загружены десятки тонн муки, сахара и круп, реквизированных у местного населения. Пара сотен голов домашнего скота. Десять грузовиков, пять тракторов, несколько легковушек и другая техника. Доставив все это в Калинин и распродав на черном рынке, Павленко демобилизовал большую часть своей части. Каждому из рядовых он выплатил от 7 до 12 тысяч рублей. Офицерам — от 15 до 25 тысяч. Себе, как установило позже следствие, оставил около 90 000 рублей. Оставив себе часть вывезенной из Германии техники, Павленко организовал в Калинине гражданскую строительную артель «Пландорстрой». Какое-то время работал на ее базе. Однако здесь, в центральном регионе, был слишком жесткий контроль, и развернуться не получалось. Павленко перебрался во Львов. Туда же съехалась и большая часть его бывших подчиненных. Была создана новая структура — Первое управление военного строительства или УВС-1. Вскоре она превратилась в одну из крупнейших в регионе строительных организаций.

Штаб части располагался в Кишиневе, у нее было свое знамя с постоянным дежурящим часовым, вооруженная охрана по периметру. Личный состав поступал из местных военкоматов. Подряды — от промышленных предприятий и организаций Молдавии, Украины, Белоруссии, западных областей РСФСР и Прибалтики. УВС-1 одновременно вело работы на десятках площадок, Павленко строил на совесть. Один из следователей, работавших по делу Павленко, позже вспоминал: «В городе Здолбунове (Ровенская область УССР. — М.К.) воинская часть Павленко строила подъездные пути к восстанавливаемому цементному и кирпичному заводам. Должен сказать, строил он отлично. Приглашал специалистов со стороны, по договорам. Платил наличными в три-четыре раза больше, чем на госпредприятии. Проверять работу приезжал сам. Если найдет недостатки, не уедет, пока их не исправят. После откатки сданного пути выставлял рабочим бесплатно несколько бочек пива и закуску, а машинисту паровоза и его помощнику лично вручал премию, здесь же, принародно».

Наверное, рано или поздно «корпорация» Павленко была бы выявлена — уж слишком большой размах приобрела ее деятельность. С 1948 по 1952 год УВС-1 по подложным документам заключило шестьдесят четыре договора на сумму 38 717 600 рублей. Почти половина договоров проходила по линии Минуглепрома СССР. Павленко открыл текущие счета в двадцать одном отделении Госбанка, через которые по фиктивным счетам получил более 25 миллионов рублей. Из этих денег он платил взятки практически всем своим контрагентам. Хорошо «смазанный» механизм работал без сбоев. Однако в 1952 году все решил случай. Павленко, решив сделать из своей части совершенно обычную советскую организацию, подписал своих сотрудников на облигации государственного займа (они были куплены нелегально на «черном» рынке во Львове). Один из солдат, получив бумаг на меньшую сумму, чем было заплачено, написал заявление в местную прокуратуру. Началась проверка. В ее ходе быстро выяснилось — УВС-1 нигде официально не числится! Ни в вооруженных силах, ни в Министерстве внутренних дел. Нигде. Для ликвидации бизнеса Павленко была проведена тщательно спланированная операция. 14 ноября 1952 года в штаб УВС-1 и всего его подразделения в одно и то же время нагрянули следователи, подкрепленные вооруженными подразделениями поддержки. Сопротивления, впрочем, они не встретили. Всего было задержано более 300 человек, из них около 50 так называемых офицеров, сержантов и рядовых из числа ближайшего окружения Павленко, которые были в курсе нелегального характера деятельности УВС-1. Был арестован и сам Николай Павленко, который к тому времени присвоил себе звание полковника.

В ходе обысков в УВС-1 было обнаружено и изъято 3 ручных пулемета, 8 автоматов, 25 винтовок и карабинов, 18 пистолетов, 5 гранат, свыше 3 тысяч боевых патронов, 62 грузовых и 6 легковых автомашин, 4 трактора, 3 экскаватора и бульдозер, круглые печати и штампы, десятки тысяч различных бланков, множество фальшивых удостоверений личностей и техпаспортов. Через два года состоялся суд. Павленко и его 16 подельникам предъявили обвинения в создании контрреволюционной организации, подрыве государственной промышленности и антисоветской агитации.

«Я никогда не ставил целью создание антисоветской организации», — заявил в последнем слове Павленко. Он уверял, что всего лишь занимался строительством. И строил хорошо. «Заверяю суд, что Павленко еще может быть полезен…» — «Полковник» рассчитывал на снисхождение в обмен на обещание работать в будущем лишь на государство. Однако приговор трибунала Московского военного округа от 4 апреля 1955 года был суров и предсказуем: Павленко был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу, а его офицеры — к лишению свободы сроком от 5 до 25 лет.

Характерная деталь — Павленко судили за антисоветчину, а не за незаконное предпринимательство и хищения. И понятно почему — за хозяйственные преступления организатор крупной даже по современным меркам частной строительной корпорации мог получить лишь длительный срок лагерей. Но никак не расстрел. «Политические» статьи были применены по делу Павленко потому, что это действительно из ряда вон выходящий случай. Подавляющее же большинство дельцов в 40-е и первой половине 50-х годов могли существовать в условиях более-менее щадящего режима. Репрессии начались после смерти Сталина. Как ни странно — при Хрущеве. Том самом Хрущеве, что разоблачил с трибуны XX партсъезда культ личности.

Новый Генсек обещал построить коммунизм к 1980 году. Частники в этот план не вписывались. Какой, действительно, коммунизм, когда под боком рассадник частнособственнической заразы — артели да кустари? Упертость и идеализм Хрущева для многих оказались страшнее сталинской железной руки.

«Они уже знали, что их расстреляют… Сильно плакали. Разбегались и бились головой об стену. Смотреть было тяжело», — вспоминает Бегдажан Атакеев, сокамерник двух обвиняемых по нашумевшему в начале 60-х делу киргизских трикотажников. Зигфрид Газенфранц (помощник мастера местной трикотажной фабрики) и Исаак Зингер (мастер одной из промышленных артелей) работали «топ-менеджерами» настоящей корпорации, выступавшей как производитель рубашек, а также специализировавшейся на пошиве кофточек, платьев, свитеров и т.п. Артели киргизских трикотажников были лишь надводной частью их бизнеса. Многие операции проходили за пределами официальной отчетности. Закупались материалы, оборудование. Зачастую в артелях использовался труд рабочих государственных фабрик. Некоторые из фактических хозяев артелей работали одновременно на госпредприятиях. Они покупали списанное оборудование, ремонтировали его и запускали в работу.

Трикотажные машины размещались на территории фабрик, в пустующих помещениях цехов и гаражах. За выпуск неучтенной продукции рабочие получали зарплату в несколько раз выше официальной и работали в три смены. Ядро киргизских трикотажников составили евреи, эвакуированные во Фрунзе во время войны из западных районов СССР, в том числе с бывших территорий Польши и Румынии. Многие из них, в отличие от прежде переселенных в Киргизию евреев, не были настроены на скорейшую ассимиляцию. Доходы от предпринимательской деятельности хоть в какой-то степени позволяли им поддерживать привычный стандарт жизни. Семья Газенфранца, например, жила в большом доме с прислугой. У главы семейства был кабинет и лаборатория в отдельном флигеле. «Часть трикотажников была с Запада, [их] психология отличалась от нашей. Они, например, спокойно спали, наивно полагая, что, если они дали взятку верхушке, этим гарантирована безопасность», — вспоминает родственник одного из расстрелянных. Иллюзии развеялись в январе 1962 года, когда по «трикотажному» делу в Киргизии было арестовано около 150 человек. Их ждала крайне незавидная судьба.

К излету советской эры самой суровой мерой — смертной казнью — Уголовной кодекс карал двадцать два вида преступлений. Среди них — несколько экономических. Расстрел полагался за хищение государственного и общественного имущества в особо крупных размерах и валютные операции (включая сделки с золотом).

Показательно, что в конце сороковых годов экономические статьи из списка расстрельных были изъяты. Их возвращение состоялось по личному требованию Генерального секретаря Никиты Хрущева. На очередном пленуме ЦК КПСС, выступая с речью, Хрущев неожиданно для всех заговорил о приговоре по делу крупных валютных спекулянтов Яна Рокотова и Владимира Файбишенкова. Они были осуждены на длительные сроки заключения. Но Хрущеву этого показалось недостаточно. «За такие приговоры судей самих судить надо», — раздраженно бросил он Председателю Верховного суда СССР. В экстренном порядке уголовное законодательство было пересмотрено. По делу Рокотова — Файбишенко оно было применено задним числом, оба были расстреляны. Это дело положило начало волне настоящего террора против советских предпринимателей.

Владимир Файбишенков в зале суда

Вспышка гнева Генсека была вовсе не случайной. Еще в марте 1959 года во время встречи Анастаса Микояна с американским экономистом Виктором Перло, американец пожаловался, что его повсюду донимают какие-то люди, предлагающие ему продать валюту. Затем во время встречи публициста Альберта Кана с партийным идеологом Михаилом Сусловым иностранец заметил, что в социалистической стране безнаказанно промышляют спекулянты валютой. Суслов был взбешен. Он обвинил руководство МВД в том, что оно не справляется. И потребовал передать борьбу с контрабандой и нарушением валютных операций в ведение КГБ. Чекисты взялись за дело и вскоре досконально выяснили, что творится на нелегальном валютном рынке СССР.

Его сердцем была так называемая «Плешка» — улица Горького (ныне Тверская) от Пушкинской площади до гостиниц «Националь» и «Москва». Именно сюда приходили валютчики на охоту в надежде встретиться с иностранцами, потенциальными продавцами валюты. Охотники получили прозвище «фарцовщиков» (производное от «форсельщик», что в свою очередь произошло от вопроса, задаваемого иностранцу: «Have you anything for sale?»). Впрочем, поисками иностранцев с валютой на «Плешке», в универмагах, гостиницах и на выставках занимались представители самого низшего звена. Их называли «бегунками» или «рысаками». Собранные деньги они передавали выше, «шефам». А те — настоящим крупным валютным спекулянтам, «купцам». Они были тщательно законспирированы. Их знал ограниченный круг проверенных лиц. Некоторые из них при этом работали на милицию и периодически сдавали своих «бегунков». В таком виде система функционировала долгие годы, если не все десятилетия советской власти.

При Хрущеве ситуация радикально изменилась. Согласно одной из версий, неприятные замечания по поводу валютчиков пришлось выслушать не только Суслову, но и самому Никите Сергеевичу. В конце 1960 года он был с визитом в Западном Берлине. Во время встречи с местными властями Хрущев в свойственной ему манере обрушился на капиталистические порядки. «Город превратился в грязное болото спекуляции», — гремел Хрущев. Однако в ответ получил выкрик из зала: «Такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!»

По возвращении домой Хрущев потребовал от КГБ справку о том, как ведется борьба с валютчиками и контрабандистами. К тому времени комитетчики уже провели серию задержаний ключевых игроков рынка. Они, хоть и были хваткими и чрезвычайно осторожными людьми, но соперничать с Комитетом, с его безграничными ресурсами и возможностями, конечно же, не могли. Среди арестованных оказались валютные «короли» Владислав Файбишенко, Ян Рокотов и Дмитрий Яковлев, настоящие киты в среде валютчиков, державшие в своих руках наиболее крупные операции. Воротилы долго запирались, но следователи сумели расколоть их, предъявив многочисленные улики и свидетельские показания контрагентов. Суд приговорил всех троих к восьми годам заключения, — максимально возможное наказание за валютные преступления, существовавшее на момент их совершения Яковлевым, Файбишенко и Рокотовым. Уже в ходе судебного разбирательства Указом президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку новации были приняты после ареста главных фигурантов валютных дел, эта мера не могла быть применена к ним задним числом.

Все это пытались объяснить Хрущеву — что закон обратной силы не имеет, что наказание за совершенное преступление возможно лишь исходя из законодательства, действовавшего на момент ареста преступников. Однако тот и слушать ничего не хотел. По личному настоянию Генсека в аппарате ЦК КПСС была спешно подготовлена записка в Политбюро, где обосновывалось изменение статей Уголовного кодекса, касающихся незаконных валютных операций в сторону ужесточения наказания вплоть до смертной казни. 1 июля 1961 года Председатель Президиума ВС СССР Леонид Брежнев подписал Указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях», которым вводилась расстрельная статья за валютные операции. А Генпрокурор Руденко моментально подал протест на «мягкость» приговора. Дело принял к рассмотрению Верховный суд РСФСР, и по итогам длившегося два дня открытого судебного процесса приговорил троих валютчиков к расстрелу.

И хотя потрясающее беззаконие советских властей вызвало волну протестов по всему миру — открытое письмо Хрущеву по этому поводу написал, например, философ и общественный деятель Бертран Рассел, — приговор был вскоре приведен в исполнение.

Практически одновременно с поправками, вводящими смертную казнь за валютные операции, высшая мера наказания была введена и за хищения социалистической (читай — государственной) собственности в особо крупных размерах. Под эту статью можно было подвести практически любое нелегальное производство в тогдашнем СССР. Что и произошло в отношении киргизских трикотажников.

Большая часть эпизодов дела цеховиков из Фрунзе, как и аресты большинства из них, тоже происходили до принятия поправок, вводящих смертную казнь за экономические преступления. Однако, как и в случае с Рокотовым и Файбишенко, судья без колебаний применил их задним числом. «Мы государству ущерб не нанесли. Сколько было у государства, столько и осталось. Мы выворачивались на собственные деньги, выпускали неучтенную продукцию. Нас судить за хищения никак нельзя», — отбивался на суде от расстрельной статьи Зигфрид Газенфранц. Безуспешно. Купленные и отремонтированные станки, сырье, рабочее время и прочие ресурсы — все было признано похищенным у государства. Результат — 21 расстрелянный по делу.

Волна подобных процессов прокатилась по всему СССР. И дело не ограничилось лишь окраинами — Украиной, Закавказьем, Средней Азией или Прибалтикой. Крупный цех, кстати, тоже трикотажный, был разгромлен в Москве. Бизнес был организован неким Ройфманом. 1925 года рождения, со средним образованием, он, как потом выяснило следствие, с 1947 года занимался организацией цехов при различных госпредприятиях и организациях. В 1957 году запустил производство неучтенной продукции в трикотажном цехе производственного комбината общества глухонемых в Калинине. Потом купил за 2000 рублей должность заведующего мастерскими психоневрологического диспансера Краснопресненского райздравотдела города Москвы и перебрался в столицу.

Подкупив кого надо, Ройфман добился разрешения создать при психдиспансере трикотажный цех. По легенде в нем больные должны были заниматься трудотерапией. Естественно, все, кто подписывал Ройфману документы, были в курсе, что лечение тут ни при чем. Из сотрудников диспансера теневик собрал команду управленцев для своего дела. В доле был и главврач диспансера — для него создали специальную должность медицинского сотрудника цеха, с официальной зарплатой, которая выплачивалась каждый месяц.

Однако помимо официального производства, Ройфман оборудовал и настоящий цех. Он размещался в подвалах соседнего с диспансером жилого дома. Там стояло несколько десятков трикотажных машин, добытых на ленинградском заводе «Станкоинструмент». Сырье бралось с Загорской трикотажной фабрики. За те несколько лет, что работал цех Ройфмана, там было переработано 460 тонн шерсти. Работа шла в три смены. Изготовленные дамские кофточки, платки, джемпера и прочее отправлялось затем в торговые палатки, расположенные на рынках и при вокзалах. Продавцы имели долю с продаж.

Интересно, что, как и в случае с подпольной строительной корпорацией Павленко, цех при московском психдиспансере был выявлен случайно. Один из партнеров Ройфмана, некто Шакерман, поссорился со своими родственниками, и те написали жалобу в прокуратуру, в которой сообщили о высоких нетрудовых доходах Шакермана. Была проведена проверка. Золота и ценностей милиция не обнаружила, но дом и его обстановка действительно не соответствовали официальным доходам хозяина. Завели дело, начались обыски. Вскоре была вскрыта деятельность цеха. В итоге у Ройфмана и Шакермана обнаружили несколько десятков килограммов золота. Хищения в особо крупных размерах и незаконные золотовалютные операции — этого хватило, чтобы приговорить хозяев московского цеха к высшей мере наказания. Ройфман и Шакерман были расстреляны.

Количество смертных приговоров в 1961 году, когда была введена смертная казнь за экономические преступления, выросло по сравнению с 1960 годом более чем втрое — до 1990. В 1962-м высшая мера наказания была применена 2159 раз. В дальнейшем количество смертных приговоров сократилось. Но дамоклов меч вероятного наказания висел над каждым, кто занимался в СССР «коммерцией». Например, в 1973 году, в разгар брежневского застоя, когда нравы, особенно в Закавказских республиках, значительно смягчились, в Азербайджане был расстрелян Теймур Ахмедов, отец предпринимателя Фархада Ахмедова, сегодня — одного из богатейших людей в России, номер 103 в списке журнала Forbes.

Ахмедов-старший был директором одного из крупных пищевых предприятий республики и пользовался репутацией крупного цеховика. С приходом к власти Юрия Андропова за «коммерсантов» вновь взялись всерьез. Взять хотя бы дело о нелегальном пошиве одежды в ауле Апсуа, которое расследовал Анатолий Дорофеев, — в его рамках к смертной казни были приговорены три человека.

Но вернемся в 60-е годы — при Хрущеве артели и кустари входили в состав государственных предприятий. Частное предпринимательство было окончательно вытеснено из легальной сферы. Репрессии против частника приобрели системный и более жестокий характер. Но, несмотря на уголовные статьи, частнопредпринимательская деятельность в СССР не затихала. Насколько масштабным было это явление? В СССР если и велась такая статистика, то сейчас она «зарыта» в до сих пор секретных архивах ФСБ и МВД. Но возможность дать количественную оценку бизнеса «по-советски» тем не менее есть.

В 70-х-80-х годах прошлого века американский Университет Дьюка (Калифорния) провел одно из самых масштабных социологических исследований, проливающих свет на реальную экономическую жизнь в Советском Союзе. В нем приняло участие около 3000 бывших советских граждан, эмигрировавших в США. Самую большую группу — 85% — составили эмигранты, покинувшие СССР в период 1971-1982 гг. Это были бывшие советские граждане одиннадцати республик (Казахстан, Киргизия, Туркмения и Таджикистан в поле зрения ученых не попали), проживавших в основном в крупных индустриальных городах. О чем спрашивали бывших владельцев «серпасто-молоткастого»?

Если коротко — то о жизни в «совке». Специально обученные интервьюеры (так и хочется добавить — в штатском) задавали эмигрантам десятки вопросов: о составе семьи, образовании, роде деятельности, уровне благосостояния, жилищных условиях, расходах и доходах, банковских вкладах, пенсиях, потреблении алкоголя, владении автомобилем и т.п. Однако в центре внимания людей с опросными листами, часами «терзавших» бывших советских граждан, было то, что американские социологи чуть позже назвали «вторая экономика» (second economy) Советского Союза, то есть нелегальная, не подчиняющаяся всемогущему Госплану, который рулил «первой», официальной экономикой Союза.

Да, к исследованию можно было бы предъявить массу претензий. Взять хотя бы этнический состав группы, принявшей участие в опросе: евреи — 53%, армяне — 23%, 18% — русские, украинцы и белорусы, 7% — все остальные. Но что делать — опрашивать приходилось того, кто выехал. А это была так называемая еврейская волна эмиграции. Еще один большой минус — выборка формировалась не случайный образом, как требуют каноны социологии, а организаторы сами отбирали респондентов. Но можно сказать еще раз — опрашивали тех, кого можно было спросить. И тем не менее это было первое действительно фундаментальное научное исследование, проливающее свет на то, как на самом деле функционирует реальная, а не «госплановская» советская экономика. Что было ясно из опросов? Например, то, что мало кто в СССР жил на одну лишь зарплату (вы же помните, какой отклик находила в сердцах советских людей крылатая фраза Папанова в «Бриллиантовой руке»). Что люди изворачиваются тысяча и одним способом, но умудряются получать доходы, не зависящие от государства. Что значительная часть торгового оборота проходит не через официальные торговые сети, а по нелегальным каналам. Что, несмотря на официальные запреты, советские граждане занимаются частным предпринимательством. И что да — за это полагается суровое наказание, но жирная «смазка» коррупции позволяет миллионам людей решать проблемы с Уголовным кодексом.

Конечно, обрывочные сведения о том, что функционирование советской экономики не столь безупречно, как явствует из официальных данных, в США поступали и раньше. Однако анализ данных, полученных в ходе исследования, получившего название Berkerly-Duke survey, позволил впервые систематизировать ранее разрозненную информацию о реалиях советской экономики. Вот некоторые штрихи к картине. За пределами четко регламентированной Госпланом экономики прежде всего остается сельское хозяйство. По оценкам американских исследователей, объем продуктов, выращенных на подсобных участках и продаваемых на колхозных рынках или с рук, составлял до 25% всего потребляемого в СССР продовольствия. Сама по себе эта деятельность не была незаконной. Однако приобретение семенного фонда, удобрений, кормов для выращивания животных и домашней птицы в большинстве случаях было уже нелегальным. Как непосредственный участник такого рода деятельности подтверждаю — так оно и было!

Мощный частный бизнес сформировался в строительном секторе советской экономики. В некоторых регионах на частных подрядчиков-шабашников приходилось до половины всех строительных рабочих. Что еще? Нелегальная продажа товаров «с черного хода» сотрудниками государственных магазинов. Репетиторы, натаскивающие школьников для поступления в вузы. Сдача квартир и дач. Самогоноварение. Проституция. И так далее.

Как оценивали в 70-х — начале 80-х годов американские исследователи по итогам социологического опроса эмигрантов, «частные» доходы, то есть полученные не от государства, составляли от 28 до 33% всех доходов советских домохозяйств. В частном секторе было занято до 10-12% всей рабочей силы. Стоит вдуматься в эти цифры. Каждый десятый работал на себя, ну или на «дядю», но никак не на государство. Каждый третий рубль, зарабатываемый в СССР, приходился на частный сектор. А если исключить привилегированные слои общества — высококвалифицированных рабочих на заводах оборонки, верхушку технической и гуманитарной интеллигенции, партийную номенклатуру и т.п.? Получается, что «левые» доходы граждан составляли половину и более семейного бюджета.

«К власти в СССР после 1953-го пришли националисты и карьеристы-взяточники. Покрываемые из Кремля. Когда придёт время, они сбросят маски, выбросят партбилеты и будут в открытую править своими уездами как феодалы и крепостники… » Мао Цзэдун, «Новый Китай», Пекин, 1964, N 12.

Теневая экономика существовала, существует и будет существовать во все времена. Отличия наблюдаются только в уровне вовлеченности населения страны. Она развивается по многим причинам: повышение налогового бремени, усложнение бюрократического аппарата, запрет на предпринимательскую деятельность и многое другое. Общей характеристикой является отсутствие контроля со стороны государства. Не обошла стороной эта проблема и СССР.

На протяжении всей истории СССР уровень теневой экономики не был постоянным. Считается, что он был самым низким во времена и начал постепенно увеличиваться с приходом , достигнув пика в конце 80-х годов, когда началось изменение законодательства.

Почти полное отсутствие теневой экономики во времена принято объяснять наличием репрессивной машины, которая пресекала развитие предпринимательства. Это было время сворачивания и начала планового хозяйства. Но такое объяснения является неполным, антисталинисты забывают о том, что в то время существовали артели, в рамках которых развивалась предпринимательская инициатива. К моменту смерти Сталина в этом секторе экономики работало 114000 мастерских и предприятий, которые давали рабочие места 2-м млн человек и производили 6% ВВП страны. Они производили 40% мебели, более 30% всего трикотажа и почти все детские игрушки.

Долгое время наличие второй экономики предпочитали не замечать. Партийные работники предпочитали относиться к этому вопросу как исключению из правил, отдельным недостаткам или недоработкам. Это объясняет, почему до конца 80-х годов не было серьёзных исследований на эту тему, хотя в США они появились ещё в 70-х.

Родоначальником анализа советской теневой экономики считается Грегори Гроссман (Калифорнийский университет). Своей статьёй 1977 года “Вторая экономика” в СССР” он положил начало систематическому изучению данного вопроса. Интерес постепенно рос. Это привело к появлению периодического совместного сборника Грегори Гроссмана и Владимира Трэмля (Университета Дюкка), посвященного теневой экономике СССР. С 1985 по 1993 год было издано 51 исследование 26 авторов. Стоит отметить, что первичной информацией для таких исследований послужили анкеты семей, покинувших СССР с 1971 по 1982 годы.

Нелегальная деятельность принимала различные формы. Но самым распространённым видом была кража общенародной собственности. Воровали почти все, различия были только в масштабах, которые определялись местом работы и должностью. Цитата из работы Гроссмана:

«Крестьянин ворует фураж из колхоза с тем, чтобы кормить животных у себя на дворе. Рабочий ворует материалы и инструменты для своей собственной деятельности. Врачи воруют лекарства, водители – бензин. Общественные машины зачастую выполняют роль частного такси. К «черному рынку» направляются целые грузовики дефицитных товаров и материалов. С помощью государственных материалов и транспорта, зачастую, и в официальное рабочее время, строятся дачи или проводятся капитальные ремонты частных жилищ. За государственный счет идет поставка запчастей и ремонт частных машин и т.п. »

Из-за дефицита распространение получило и откладывание товара, который потом реализовывался по завышенной цене. Это могла быть одежда, бытовая техника и многое другое. Платить иногда приходилось даже за движение в списках на реализацию особенно ценных вещей. Например, автомобилей.

Кроме воровства или спекуляции в теневой экономике наблюдалось даже создание собственных производств. Такое производство могло быть полностью подпольным: покупка на чёрном рынке материалов, работников, машин и распределение там же продукции. Но могло быть и производство под прикрытием государственного предприятия. В таком случае вся продукция сверх плана направлялась на чёрный рынок. Часто таким образом выпускали дефицитные товары: одежду, обувь, сумки, предметы домашнего обихода, украшения и др. Но такая деятельность не была бы возможной без поддержки государственных чиновников, которую просто покупали.

Особым видом деятельности была коррупция. Она также затронула все уровни советской действительности. С одной стороны, это были обычные “чаевые” парикмахеру, “благодарность” врачу или секретарше. С другой стороны, были случаи и продажи прибыльных должностей. Например, продажа высших партийных и государственных постов в Азербайджане в 70-е годы.

По данным советского экономиста Татьяны Корягиной в последние 30 лет существования СССР наблюдался бурный рост теневой экономики, что было вызвано ростом занятого в ней населения. В начале 1960-х годов — 6 миллионов человек, в 1974 году — 17-20 миллионов человек, а в 1989 году — 30 миллионов человек, или 12% численности населения СССР. По её расчётам к концу 80-х годов объём накоплений, полученных незаконных путём, достиг 20-25% всей личной собственности в стране.

Теневая экономика усиливала критику социализма и утверждала культ всемогущества денег. Всё больше укреплял свои позиции мелкобуржуазный классовый строй. Теневая экономика становилась школой кадров, которые были заинтересованы в предстоящих рыночных реформах. Таким образом, поворот к рынку стал логическим завершением резвившийся в стране новой идеологии.

Капитализм в недрах СССР подспудно вызревал на протяжении трех десятилетий

Валентин Катасонов

Эрозия социалистической модели началось задолго до трагических событий декабря 1991 года, когда было подписано соглашение о разделе СССР в Беловежской пуще. Это не только дата развала СССР, но и дата полной легализации новой социально-экономической модели под названием «капитализм».

Советская экономика де-факто уже давно приобрела черты многоукладной. В ней сочетались социалистический и капиталистический уклады. Впрочем, некоторые зарубежные исследователи и политики заявляли, что де-факто в СССР произошла полная реставрация капитализма еще в 1960-е–1970-е. Реставрация капитализма увязывалась с появлением и развитием в недрах СССР так называемой «теневой», или «второй» экономики. В частности, еще в начале 1960-х. член Германской компартии Вилли Дикхут начал публикацию своих статей, в которых он констатировал, что с приходом к власти в нашей стране Н.С. Хрущева произошла (не началась, а именно произошла) реставрация капитализма в СССР.

Социально-экономическая модель эпохи «застоя» СССР прямо называется экспертами «государственным капитализмом». Формально приватизации государственных предприятий не было, но они находились в безраздельном распоряжении партийно-государственной бюрократии - «номенклатуры».

Что же представляла из себя «теневая» экономика?

«Теневая» экономика функционировала на принципах, отличных от социалистических. Так или иначе, она была связана с коррупцией, хищениями государственного имущества, получением нетрудовых доходов, нарушением законов (или использованием «дыр» в законодательстве). При этом не следует путать «теневую» экономику с «неофициальной» экономикой, которая не противоречила законам и принципам социалистического строя, а лишь дополняла экономику «официальную». Прежде всего, это индивидуальная трудовая деятельность. Например, работа колхозника на приусадебном участке или горожанина на своем дачном участке. А при Сталине широкое развитие получила так называемая «промысловая кооперация», которая была занята производством потребительских товаров и услуг.

Для описания «теневой» экономики СССР использовались такие термины, которые не всегда понятны современному человеку.

Одним из ключевых понятий было «цеховик ». Речь идет о предпринимателе, который организовывал подпольное производство дефицитных потребительских товаров – одежды, белья, шуб, головных уборов, обуви, солнцезащитных очков, дамских сумочек, дисков с музыкальными записями и т.п. Чаще всего, такое производство осуществлялось на площадях государственных предприятий, с использованием государственного оборудования и неучтенного (похищенного) сырья. Хотя в некоторых случаях использовались специально оборудованные помещения, находившиеся за пределами предприятий и фабрик.

Другое понятие – «барыга ». Это предприниматель, который действовал не в сфере производства, а исключительно в сфере обращения товаров. В первую очередь, товаров потребительских, которые были предназначены изначально для реализации через государственную торговую сеть по установленным фиксированным ценам. Барыги организовывали реализацию этих товаров по различным каналам по повышенным ценам. В товарно-распределительных цепочках «теневой» торговли могут быть задействованы сотни и тысячи людей. Постепенно барыги стали прибирать к своим рукам и реализацию тех товаров, которые не относятся к категории потребительских. Это бензин, черные и цветные металлы, лесоматериалы, кирпич, цемент, другие стройматериалы и др. Покупателями этих товаров были упомянутые выше цеховики, а также отдельные граждане (например, для индивидуального строительства).

Спекулятивными операциями с иностранной валютой и драгоценными металлами занимались «валютчики ». Обычно действовали они в тесном взаимодействии сфарцовщиками , которые занимались реализацией товаров, выменянных или перекупленных у иностранцев. Этот вид спекуляции существовал преимущественно в Москве, Ленинграде и крупных портовых городах. Фарцовщики стали достаточно распространенным явлением после VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году. Кроме импорта реализовывалась и советская продукция (зачастую под видом фирменной), создававшаяся в подпольных цехах.

Продажами и перепродажами товаров по ценам более высоким, чем государственные, занимались «спекулянты ». Они действовали в одиночку.

Были еще и так называемые «шабашники » - бригады, занятые на строительстве различных сельских объектов. Заказчиками строительных работ выступали колхозы и совхозы, которые на эти цели получали большие деньги из бюджета. Потребность в шабашниках была обусловлена тем, что государственных строительных организаций на селе катастрофически не хватало. Взаимоотношения шабашников с колхозами и совхозами не регулировались четкими нормами, что создавало питательную почву для хищения бюджетных средств и строительных материалов как строителями, так и заказчиками. Шабашники – пример «серой» зоны в советской экономике. Деятельность в таких зонах не запрещалась, но плохо регламентировалась, что создавало благоприятные условия для злоупотреблений. По данным УБХСС МВД СССР, в 1983 году в стране насчитывалось 40 тыс. бригад шабашников с общей численностью работников 280 тыс. человек. Кстати, таким же невнятным был статус так называемых «студенческих стройотрядов», которые были похожи на бригады шабашников.

В 1970-е появилось понятие «экономическая преступность». Большая часть крупных преступлений в СССР, уже начиная с конца 1950-х, имела все признаки подобных преступлений.

Другие преступления называли «профессиональной преступностью»; это были убийства, разбои, воровские сети, контрабанда, мошенничество и другие действия, перечисленные в Уголовном кодексе СССР. Грань между экономической и профессиональной преступностью была достаточно условной, поскольку большая часть преступлений имела ярко выраженную мотивацию обогащения. Постепенно эта грань стиралась. В 1970 г. в Киеве проходил всесоюзный сход воров в законе. На этом сходе было принято решение о том, что «профессиональные» воры в законе начинают «крышевать» цеховиков, барыг и прочих деятелей «теневой» экономики. В том числе (и даже в первую очередь) обеспечивают защиту «экономической мафии» от «наездов» со стороны милиции и других правоохранительных органов. В 1979 г. в Кисловодске произошел сход воров в законе и представителей «экономической мафии», на котором произошло окончательное сращивание профессиональной и экономической преступности. На этом «съезде» было принято решение о том, что деятели «теневого» бизнеса отчисляют 10% своей прибыли в общую кассу, а профессиональные воры в законе обеспечивают защиту («крышевание») бизнеса.

Мало того, что «теневой» капитал сращивался с организованной преступностью, он также сращивался с партийно-государственной номенклатурой.

Сначала это происходило на местном (региональном) уровне. Правильнее даже сказать, что это было не сращивание. Экономическая мафия «покупала» эту номенклатуру и заставляла ее действовать в своих интересах. Так было в 1960-е годы. А к началу 1970-х подпольный капитал вышел уже на уровень партийно-государственного руководства ряда союзных республик. Особенно наглядно это показали две крупные чистки, которые были проведены КГБ СССР в Азербайджане и Грузии. Удалось доказать, что крупные суммы денег стекались в ЦК Компартии Азербайджанской ССР и в руки лично первому секретарю В. Ахундову. Далее они уходили за границу и размещались в зарубежных банках. Были арестованы несколько сот партийных функционеров уровней секретаря райкома, председателей райисполкомов, районных прокуроров и т.д. Аналогичная операция была проведена в Азербайджане. С середины 1970-х начинается расследование так называемого «хлопкового», или «узбекского» дела, в ходе которого были раскрыты связи «теневиков» с первыми лицами Узбекистана. Операциями по расследованию деятельности экономической мафии в республиках в 1970-е гг. руководил председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов. Тогда еще экономическая мафия не дотянулась до партийно-государственных органов власти в Москве. Но в 1980-е годы, особенно после прихода на пост Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева, захват власти теневым капиталом произошел и в Москве, и всякая борьба с ним и его сращиванием с «номенклатурой» прекратилась.

В СССР государственные и партийные власти предпочитали не замечать таких явлений, как «теневая» экономика и «экономическая преступность».

Нет, конечно, правоохранительные органы раскрывали и пресекали различные операции в сфере «теневой» экономики. Но руководители СССР, комментируя подобного рода истории, отделывались фразами типа: «исключения из правила», «отдельные недостатки», «недоработки», «ошибки» и т.п. Например, в начале 1960-х тогдашний первый заместитель Совета Министров СССР Анастас Микоян определил «черный рынок» в СССР как «горсть некой грязной пены, выплывшей на поверхность нашего общества».

Тема «теневой» («второй») экономики была табуированной в СССР. Но и в зарубежных СМИ и иностранной специальной литературе она почти не затрагивалась. Видимо, через «железный занавес» информация о «теневой» экономике СССР почти не проникала на Запад. Но вот в 1970-е «занавес» был приоткрыт, несколько тысяч человек покинуло СССР и в качестве эмигрантов оказалось в Израиле, США, некоторых других странах. Это была так называемая «еврейская эмиграция». Одним из таких эмигрантов, оказавшихся в Америке, был советский юрист Константин Симис. В 1982 году он опубликовал книгу «Коррумпированное общество. Тайный мир советского капитализма». До этого, в 1981 году вышла статья Симиса в авторитетном журнале «Форчун» под названием «Подпольные миллионеры в России», которая была перепечатана в еще более авторитетном журнале «Тайм». Автор в период 1953-1971 гг. тесно соприкасался с некоторыми «теневиками», адвокатом которых он выступал на судебных процессах (позднее он работал в качестве эксперта по международному праву в министерстве юстиции СССР). Количественных оценок «теневой» («второй») экономики К. Симис не дает. Вместе с тем, он называет имена некоторых подпольных советских миллионеров. Например, он называет империю Глазенбергов (три брата), которая владела большим количеством подпольных предприятий и имела торговые базы в 64 городах и регионах СССР.

Симис обращает внимание на некоторые особенности «теневой» экономики СССР. Как следует из самого названия его книги, «теневая» экономика в СССР существовала на основе коррупции и становилась источником распространения коррупции. Подпольные бизнесмены давали взятки директорам предприятий, районным государственным и партийным руководителям для «прикрытия» их «теневого» бизнеса. Взятки использовались и для целей, непосредственно не связанных с «теневым» бизнесом. Например, для получения нужных должностей в государственном и хозяйственном аппарате, для устройства детей в ВУЗы, для выезда за границу и т.д. Взятки могли иметь как денежную форму, так и натуральную (дорогие подарки, встречные услуги).

Многие подпольные бизнесмены вели двойную жизнь. Они часто были достаточно известными людьми, занимавшими какие-то официальные должности, при этом были членами КПСС.

Они охотно вступали в коммунистическую партию исключительно из соображений выгоды, с целью укрепить свое общественное положение и гарантировать себе какую-то защиту от уголовного преследования со стороны ОБХСС.

Свои богатства подпольные миллионеры не выставляли напоказ. Основная часть капитала «теневых» бизнесменов материализовалась в золоте, драгоценных камнях, антиквариате, иногда – в иностранной валюте. Все это хранилось в тайниках, подальше от глаз простого народа и правоохранительных органов.

Примечательно, что К. Симис в своей книге указал на угрозу со стороны подпольных миллионеров для социалистической государственности: «И все же, что мы знаем об их владельцах (владельцах тайников – В.К .)? Чего они ждут? Будущего из области фантазии, когда они смогут извлечь из тайников свои богатства и по-царски распорядиться ими? Или они ждут падения советского режима?» Это самое «падение советского режима» произошло через десять лет после появления публикаций К. Симиса. Намек Симиса советское руководство не восприняло всерьез. По крайней мере, никаких радикальных действий власти за этим не последовало.

Вот лишь некоторые данные по результатам этих исследований.

1. В 1979 г. незаконное производство вина, пива и других спиртных напитков, а также спекулятивная перепродажа спиртных напитков, произведенных в «первой экономике», обеспечили доходы, равные 2,2% ВНП (валовой национальный продукт).

2. В конце 1970-х гг. в СССР процветал «теневой» рынок бензина. От 33 до 65% покупок бензина в городских районах страны индивидуальными владельцами автомобилей приходилось на бензин, продаваемый водителями государственных предприятий и организаций (бензин продавался по цене ниже государственной).

3. В советских парикмахерских «левые» доходы превышали суммы, которые клиенты уплачивали через кассы. Это лишь один из примеров того, что некоторые государственные предприятия де-факто принадлежали ко «второй экономике».

4. В 1974 г. на долю работы на частных и приусадебных участках приходилось уже почти 1/3 всего рабочего времени в сельском хозяйстве. А это составляло почти 1/10 всего рабочего времени в экономике СССР.

5. В 1970-е примерно ¼ продукции сельского хозяйства производилась на личных участках, значительная ее часть направлялась на колхозные рынки.

6. В конце 1970-х около 30% всех доходов городского населения были получены за счет различных видов частной деятельности (как законной, так и незаконной).

7. К концу 1970-х удельный вес лиц, занятых во «второй экономике», доходил до 10-12% общей численности рабочей силы в СССР.

В конце 1980-х появился ряд работ по «теневой», «второй» экономике и в СССР. По их данным, годовая стоимость нелегально произведенных товаров и услуг в начале 1960-х составляла примерно 5 млрд. руб., а в конце 1980-х гг. достигала уже 90 млрд. руб. В текущих ценах ВНП СССР составлял (млрд. руб.): 1960 г. – 195; 1990 г. – 701. Таким образом, экономика СССР за тридцатилетие выросла в 3,6 раза, а «теневая» экономика – в 14 раз. Если в 1960 году «теневая» экономика по отношению к официальному ВНП составляла 3,4%, то к 1988-м этот показатель вырос до 20%. Правда, в 1990 году он был равен 12,5%. Такой спад был обусловлен изменением советского законодательства, которое перевело в разряд легальных целый ряд видов экономической деятельности, которые ранее считались незаконными.

Число занятых в «теневой» экономике, по оценкам экспертов, в начале 1960-х гг. составляло 6 млн. человек, а в 1974 г. оно возросло до 17-20 млн. Это - 6-7% населения страны. В 1989 году таких «теневиков» было уже 30 млн., или 12% численности населения СССР.

И американские, и советские исследователи обращают внимание на некоторые особенности «теневой» экономики и ее влияние на общую обстановку в СССР.

«Теневая» экономика как заметное явление советской жизни возникло в конце 1950-х – начале 1960-х. Все исследователи однозначно связывают ее с приходом к власти в стране Н.С. Хрущева, который рядом своих непродуманных решений выпустил из бутылки джина «теневой экономики». Хрущев уничтожил мелкотоварное производство, созданное Сталиным (те же промысловые артели в городах) и на его место тут же пришли «теневики».

«Теневая» экономика была более развита не в центральных регионах СССР, а на периферии страны. В конце 1970-х доля доходов от «второй» экономики составляла около 30% всех доходов городского населения в масштабах СССР. При этом в РСФСР она приближалась к среднему значению по стране, а в регионе Белоруссии, Молдавии и Украины среднее значение было около 40%, в Закавказье и Средней Азии – почти 50%. В Армении среди этнических армян показатель достигал 65%.

Гипертрофированное развитие «второй» экономики в ряде союзных республик создавало иллюзию того, что эти регионы «самодостаточны». Мол, они имеют более высокий жизненный уровень, чем Россия, и могут вполне существовать и развиваться вне Союза ССР.

Все это создавало благоприятную почву для сепаратистских движений в национальных республиках.

«Теневая экономика» существовала за счет государственных ресурсов, значительная ее часть могла нормально функционировать при условии хищения материальных ресурсов государственных предприятий и организаций. Таким образом, создавалась иллюзия, что «теневая экономика» восполняла недостатки «белой» экономики. Происходило просто-напросто «перераспределение» ресурсов из государственного (и колхозного) сектора экономики в «теневой».

Кроме того, «теневая» экономика подрывала систему централизованного управления народным хозяйством в СССР. Изначально все управление осуществлялось из центра, по вертикали. Позднее государственные предприятия стали выстраивать между собой неформальные отношения по горизонтали. Это были различные бартерные операции, о которых предприятия могли даже не информировать центр. Это тоже была «теневая» экономика внутри государственного сектора хозяйства.

В исследованиях, посвященных «теневой» экономике СССР, довольно часто приводятся сравнения с другими социалистическими странами. Там «теневая» экономика процветала не меньше, а иногда и больше, чем в Советском Союзе. В качестве примера чаще всего используется Польша. Впрочем, уже в первой половине 1980-х в Польше, которая формально оставалась социалистическим государством, «теневая» экономика начала исчезать по той причине, что мелкий и средний бизнес был легализован.

«Теневая экономика» в СССР порождала коррупцию. Хозяева «теневых» структур занимались подкупом руководителей и функционеров государственных предприятий и организаций. С какой целью? Чтобы те как минимум не мешали «теневому» бизнесу. А как максимум, чтобы становились соучастниками такого бизнеса, оказывая содействие в снабжении сырьем, товарами, транспортными средствами и т.п. Это первый, микроэкономический уровень коррупции . Далее следует второй, региональный уровень , который связан с подкупом правоохранительных органов и вообще органов государственной власти на местах. А также партийных органов (райкомов, горкомов КПСС). Создается система регионального «крышевания» «теневого» бизнеса. Наконец, коррупция выходит на третий, общегосударственный уровень . «Теневики» начинают лоббировать свои экономические интересы в министерствах и ведомствах и даже правительстве. Некоторые авторы полагают, что экономическая реформа Косыгина-Либермана (1965-1969 гг.) была «продавлена» «теневым» капиталом. Экономика лишь формально продолжает развиваться как «плановая». Управленческие экономические решения на общегосударственном уровне начинают приниматься под влиянием «теневиков».

Хозяева теневого бизнеса накапливают такие громадные капиталы, которые позволяют им заниматься уже лоббированием политической власти в стране.

«Теневикам» становится тесно в рамках даже формального социалистического способа производства. И они начинают готовить полную реставрацию капитализма.

Она и произошла в период нахождения у власти М. Горбачева под прикрытием лживых лозунгов «перестройки». Эта «перестройка», в конечном счете, была инициирована не М. Горбачевым или А. Яковлевым. Она была организована «теневым» капиталом, по указкам которого и действовали «реформаторы» из КПСС. Таким образом, «теневики» обладали очень большим влиянием во многих союзных республиках. Они поддерживали сепаратистские движения в регионах и сыграли важную роль в развале СССР.

Валентин Юрьевич Катасонов - профессор, доктор экономических наук, председатель Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова.

Специально для «Столетия»

От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964–1994 Боффа Джузеппе

«Теневая экономика»

«Теневая экономика»

Наиболее характерным явлением 70-х годов стали быстрое развитие и широкое распространение экономической системы, существующей параллельно с государственной, или, как ее назвали в СССР, «теневой экономики». Это не было принципиально новым явлением, потому что в небольших масштабах нечто подобное существовало всегда, даже в годы самой жесткой сталинской диктатуры. Стремление Сталина к огосударствлению всех видов экономической деятельности полностью так никогда и не реализовалось. Пусть незначительная, но автономная деятельность существовала всегда: это в частном порядке признавали сами руководители страны, а советская и несоветская литература оставила тому немало свидетельств. Но дело было именно в масштабах. Начало роста «теневой экономики» относится к годам правления Хрущева, хотя последний и пытался бороться с нею драконовскими методами, не исключая даже смертной казни в случаях наиболее крупных растрат или кражи государственной собственности. Однако настоящий качественный скачок произошел в правление Брежнева и Косыгина. Виной тому не столько неизбежное ослабление государственного контроля, сколько увеличение потока товаров, все еще недостаточного для удовлетворения потребностей населения, несравненно возросших за последнее время. Между двумя этими явлениями существовала непосредственная связь.

Впрочем, было бы чрезмерным обобщением говорить о единой «теневой экономике», поскольку она складывалась из различных составляющих, некоторые из которых государство терпело и даже поощряло, а другие оставались подпольными и незаконными. К примеру, с середины 30-х годов неизменно существовали «колхозные рынки», где крестьяне продавали продукцию частных огородов и частного же животноводства. Колхозы при любой возможности тоже выходили на рынок. Несмотря на ограничения, периодически вводимые Сталиным, Хрущевым или Брежневым, небольшие земельные участки, находившиеся в частном владении, давали треть, а по некоторым подсчетам, половину и даже более потребляемой населением сельскохозяйственной продукции. Эти показатели не очень отличались от данных 30-х годов, хотя потребление за это время сильно возросло и, таким образом, в абсолютном выражении вес этой рудиментарной частной экономики тоже увеличился.

Другой параллельно существовавшей системой была созданная государством сеть специальных магазинов, предназначенных для особо привилегированных групп населения. Наиболее важной была цепь валютных магазинов «Березка» и «Внешпосылторг». Под другим названием они существовали и раньше, в далекие 30-е годы, во времена первого пятилетнего плана, и использовались для изъятия золота у населения. Возрожденные во второй половине 50-х годов спецмагазины были предназначены, в частности, для иностранцев, которых все больше появлялось на советской земле. Но не только для них. Немало было в то время и советских граждан, работавших за границей и получавших зарплату в твердой валюте: дипломаты, деятели искусства, журналисты, военные, техники, консультанты при правительствах иностранных государств. Они отдавали государству заработанную валюту и в обмен получали сертификаты, которые могли использовать для покупок в тех самых магазинах для иностранцев, где было изобилие импортных товаров и уж, во всяком случае, товаров более высокого качества. Иметь сертификаты было весьма престижно; они превратились в предмет обмена. Так создавалась вторая расхожая монета, существовавшая наряду с рублем и конкурировавшая с ним. Но система специальных магазинов была связана не только с торговлей за валюту. Другие виды коммерческих услуг были предназначены для особых групп населения, начиная с функционеров высокого уровня и кончая распродажей товаров для сотрудников отдельных предприятий. Все эти системы привилегий и их проявления служили поводом для социальной напряженности.

Порочные формы экономической деятельности облегчали и одновременно стимулировали подпольную, или незаконную, экономику. Первым проявлением такого рода стала торговля сертификатами, а вслед за нею потянулась цепь других. Наиболее ходовые или дефицитные товары скупались самими работниками государственной торговли и затем перепродавались частным путем по более высоким ценам. Явление это становится настолько распространенным, что в результате именно среди этой категории людей зарождается и пребывает в зародышевом состоянии система «первичного накопления» капитала, одним словом, неокапитализм в грубой форме. Стремление пробиться к нелегальным формам распределения вынуждало многих искать побочных «черных» заработков (которые по-русски называются «левыми»), то есть находя вторую работу на других, неофициальных предприятиях, где устанавливаемые нормы и расценки имели мало общего с общепринятыми, законными.

Такого рода деятельность не могла ограничиваться исключительно рамками торговли: она получила столь заметное развитие, что распространилась на производственную сферу. Даже на основной, государственной службе некоторые люди пытались изыскивать источники дополнительного дохода, например утаивая часть продукции, избежавшей официального контроля, и пуская ее потом по каналам «черного» рынка. Особое распространение такая система приобрела на периферии и в некоторых республиках СССР, где образовалась разветвленная сеть «повязанных» между собой сообщников, состоящих на государственной службе. Стоит учесть, что и сами государственные предприятия, чтобы получить лучшие результаты, вынуждены были в обход контроля сверху создавать свою параллельную экономику: практически каждый директор старался заполучить побольше ресурсов, чтобы потом выгодно обменять их на других предприятиях.

Создавалась парадоксальная ситуация: экономика, обязанная быть самой планируемой и контролируемой, где из центральных министерств Москвы предопределялась любая мелочь в деятельности всех производственных или коммерческих экономических единиц, на деле превращалась в экономику, где довольно значительная и все возрастающая часть ее избегала какого-либо контроля, даже самого простого статистического учета. Причем здесь приходилось говорить не только о «черном» рынке, в противовес рынку «белому», как случается во всех «экономиках дефицита» с навязанными сверху ценами. Дело в том, что между первым и вторым наблюдалась целая гамма промежуточных оттенков. И это зло было еще наименьшим. Незаконные и полузаконные формы деятельности всегда возникали в связи с реальными запросами страны, которые, по заверениям правительства, оно само хотело и могло удовлетворить. Но в том-то и заключалось отличие от предшествующих десятилетий, что правительство хотело, но уже было не в состоянии удовлетворить возникавшие потребности. Позднее «теневая экономика» будет признана необходимой. Параллельно существующие формы экономики, писал Горбачев, «пользовались неспособностью государственных органов удовлетворять нужды населения». Как сказал один ученый, они представляли тогда «нелегальную систему социальных отношений, противостоящую государственной бюрократической системе» и возникшую благодаря «определенным формам подпольной и самопроизвольной приспособляемости».

Однако то обстоятельство, что система носила подпольный, нелегальный характер, не могло не иметь серьезных последствий. Чтобы существовать, эта система вынуждена была идти против закона или по меньшей мере обходить его. Этого нельзя было сделать без большого числа соучастников в правительственных структурах, официальных учреждениях, самом судебном аппарате, без соучастия, оплачивавшегося доходами от «теневой экономики» и посему становившегося ее составной частью. Таким образом, понятно, как могла процветать в столь широких масштабах коррупция, которую позднее все критики брежневского правления назовут характерной чертой этого периода. Как скажет один из них, «наглая коррупция» достигнет в это время «своего апогея». Коррупция и преступность шли рядом, поскольку создавали условия для систематического нарушения законов. Следовательно, ясно, почему иностранные наблюдатели были склонны отмечать, так сказать, «естественный» характер явления, в то время как советские критики особо подчеркивали его преступный, или, используя заимствованный тогда на Западе неологизм, мафиозный характер. Слово «мафия» станет расхожим понятием при описании фактического слияния незаконной экономической деятельности с деятельностью представителей государственной власти.

Противозаконность и коррупция были неизбежными атрибутами нарождающейся «теневой экономики» и отражались на всех других аспектах социальной жизни. Им суждено было оказать еще более тяжелое и глубокое воздействие на последующее развитие общества.