Глава VI ВЛИЯНИЕ НА ФИЛИППИНЫ СИСТЕМЫ ПРОМЫШЛЕННОГО КАПИТАЛИЗМА (XIX в.) СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СДВИГИС конца XVIII в. Филиппины, как и другие страны Юго-Восточной Азии, стали испытывать воздействие промышленного капитализма. Промышленная революция на Западе

Введение

На стыке XIX и XX века общество вступило в новую фазу своего развития, капитализм стал мировой системой. Россия вступила на путь капиталистического развития позже стран Запада и поэтому попала во второй эшелон стран.

Крестьянская реформа 1861 г., несмотря на свою непоследовательность и противоречивость, явилась, в конечном счете, важнейшим историческим актом прогрессивного значения. Она стала переломным моментом, гранью между Россией крепостной и Россией свободного предпринимательства, создав необходимые условия для утверждения капитализма в стране.

В представленной контрольной работе будут рассмотрены аграрные реформы, проведенные в капиталистической России, важнейшей из которых, на мой взгляд, является реформа П.А. Столыпина.

Развитие капитализма после отмены крепостного права

В 60-80- х годах в деревне начали выделяться капиталистические элементы - около 20% всех крестьянских хозяйств. Путем аренды и скупки, в своих руках они сосредоточили практически всю землю, подлежавшую купле-продаже, и третью часть надельной земли. В их руках находилось более половины всего рабочего скота, сельскохозяйственные машины, на них работала основная масса сельскохозяйственных наемных рабочих. Ряды наёмных рабочих в основном составляли лично свободные крестьяне.

Втягивание крестьянства в товарно-денежные отношения способствовало разложению этого класса и создавало необходимые условия для развития капиталистического сельского хозяйства. Это выражалось в расширении посевных площадей, росте валовых объемов сельскохозяйственных культур, повышении урожайности, использовании удобрений, машин и т.д.

Так же падение крепостного права являлось и началом развития капитализма в помещичьем хозяйстве. Здесь начинали применять машины агротехнику, что в свою очередь требовало наемной рабочей силы. Превращению помещичьих хозяйств в капиталистические способствовала и выкупная операция. Часть денежных средств, полученных помещиками в результате выкупа крестьян, превращалась в капитал, вкладываемый в сельскохозяйственное производство, промышленность, строительство. Но всё же помещичье хозяйство крайне медленно приобретало капиталистический характер.

В центрально-черноземных районах, где почва имела высокую урожайность, помещики сдавали часть земли в аренду, стоимость которой крестьяне отрабатывали на барской запашке своим инвентарем (по феодальной системе отработок).

За арендованную землю в ряде районов крестьянин расплачивался своей долей урожая, которая могла равняться половине и более всего полученного им совокупного продукта.

В целом же аграрный сектор российской экономики разительно отставал от промышленного, и это отставание все более принимало форму острейшего противоречия между потребностями буржуазной модернизации страны и тормозящим влиянием феодальных пережитков в сельском хозяйстве.

Пережитки феодально-крепостнических отношений существовали еще долгое время. Но, тем не менее, начало капитализма было положено, и после отмены крепостного права капитализм в России стал развиваться высокими темпами. Последовавшее за реформой расслоение крестьянства представляло собой предпосылку расширения внутреннего рынка, без чего невозможен рост капиталистической промышленности.

Капиталистические отношения - отношения вольного найма между капиталистами и наёмными рабочими. Отношения между свободными людьми Крепостнические отношения – это отношения между землевладельцем и зависимыми крестьянами Отношения между свободными землевладельцами и крепостными крестьянами

Права и обязанности дворян Сокращён срок службы до 25 лет Запись в полки сразу после рождения Владеют землёй с крестьянами Увеличились крепостные права помещиков 1762 г. – Указ о вольности дворянской Положение крестьян. Права и обязанности Заставляли исполнять любые работы Могли телесно наказывать Крестьян можно продавать и покупать, как товар Запрещено жаловаться на помещиков Правители не требовали от них присяги

Сельское хозяйство Черты аграрного общества Сохраняется трёхполье Используют старые орудия труда Увеличивается барщина и оброки Черты капитализма Формируется товарное хозяйство (разрушается натуральное) Появляются крестьяне – отходники Преобладает аграрное общество, но появляются черты капитализма

Развитие ремесла, промышленности и торговли Появляются поселения, где преобладает занятие ремеслом, а не земледелием Развивается ремесленное производство Растёт количество мануфактур. Развиваются новые отрасли производства Используется подневольный труд. Развивается внутренняя и внешняя торговля ЧТО МЕШАЕТ РАЗВИТИЮ ПРОМЫШЛЕННОСТИ?

Численность рабочих на мануфактурах обрабатывающей промышленности в XVIII в. датаЧисло мануфактур Всего рабочихПринудительно занятые Вольнонаёмные 1726 г Нет данных 1750 г Конец 60-х гг. XVIII в Начало XIХ вв Вопросы и задания. 1.В какой период количество рабочих возрастает быстрее? О чём это свидетельствует? 2.Какой тип рабочих возрастает быстрее? Какой вывод из этого можно сделать? 3.В России растёт количество вольнонаёмных рабочих, но одновременно усиливается крепостное право. Откуда берутся вольнонаёмные рабочие?
Учебник - «История России XVI – XVIII в.», авторы Д.Д. Данилов, Д.В.Лисейцев, Н.С.Павлова, В.А.Рогожкин.- Москва, Баласс, 2011 Презентация составлена в соответствии с методическими рекомендациями к проведению уроков по проблемно-диалогической технологии, изложенной в методическом пособии Л.А.Малкова, Д.Д.Данилов, С.В. Миничева. Российская и Всеобщая история. 7 класс. Методические рекомендации для учителя. - Москва, Баласс, 2009

Во второй половине XVIII века начинается новый этап в развитии российского предпринимательства, этап, который впоследствии называли периодом хозяйственных мужиков. Петровское время двинуло империю вперед, было создано несколько сотен более или менее современных промышленных и торговых предприятий. Страна познакомилась с новыми для себя технологиями, но поскольку все базировалось на подневольном труде крепостных и на государственных заказах, на госрегулировании, госмонополиях и государственных установлениях, возможности для развития бизнеса были, естественно, ограниченны. Отчасти похоже на сегодняшнюю ситуацию.

Однако нельзя забывать, Россия никогда не была Китаем за Китайской стеной. Даже в самые тяжелые периоды, когда она была отрезана и с юга, и с запада, страна все равно оставалась частью европейского мира. А европейский мир тогда – это промышленная революция в Англии, Джеймс Уатт. Это Просвещение. Это французские энциклопедисты, это Вольтер и Дидро, которых не может игнорировать и российский императорский престол, стремящийся в чем-то подражать идеям и настроениям этих людей. И наконец, третий момент – Емельян Пугачев, который в 1771 году поднял всех восточнороссийских мужиков, и только совершенно безобразная организация этого восстания и допотопный нравственный уровень позволили легко с ними справиться. Потому что мужики в Рязани, мужики в Калуге ждали Пугачева и говорили прямо, что как только он сюда дойдет, они «перепластают» своих господ. Эти три фактора не могли оставить без изменений ту систему, которая была создана Петром и которая вроде бы действовала неплохо.

Воцарение Екатерины, этой стопроцентной немки, не имевшей никакого кровного родства не только с царствующим домом, но и вообще с кем-либо из русских влиятельных деятелей, провозглашение ее мудрой матушкой было признаком очень серьезного поворота в общественном сознании. Верхи понимали – нужно вливание какого-то нового человеческого материала, и был расчет, что эта молодая немка, показавшая себя очень толковой, разумной и реалистичной и в то же время необычной, окажется инициативной.

Переодеть Россию

В первых же указах Екатерины, сначала робко, начинает выдвигаться идея о разрешении крепостным крестьянам заводить свое собственное дело, что до этого существующими законами исключалось. Промышленные предприятия могли создавать дворяне и купцы. А здесь провозглашается, что крепостные мужики имеют право ставить ткацкие, кузнечные или какие угодно другие станы в своих избах, делать продукцию и продавать ее на рынках. Создается очень интересная система. Мужики получают выход в бизнес, а самодержавие даже укрепляется. Сохраняется крепостное право, и зажимать тут стали сильнее, чем раньше, – увеличивали барщину. Однако верхний слой крестьян, те, кто даже в условиях многовекового крепостного строя сохранил свои рабочие и человеческие качества, коммерческую инициативу и ориентацию, получали возможность занять совершенно новое место. И начинается выход этих хозяйственных мужиков в бизнес.

Технически ничего нового не случилось. На тех же деревенских ткацких станах, на которых веками делали дерюгу для мужицкого употребления, начинают делать товар на продажу. Как это происходит? Совсем молодые люди уходят из деревни, отпросившись у барина на оброк, поступают учениками на какое-то хорошее текстильное предприятие петровского типа. Становятся ткачами, красильщиками или прядильщиками и потом уходят с фабрики и открывают собственную мастерскую. В своем ли деревенском доме или где-то на окраине Москвы.

В первую очередь эти коммерческие предприятия возникают в сфере текстильного производства. Создатели какого-то нового уклада всегда преуспевают не только благодаря своим личным качествам, но и потому, что они попадают в общий поток жизни. А именно тогда старая Россия начала стремиться переодеться в хорошие одежды, причем не только средние слои, но и верхушка народа. Уже невест на ярмарки старались выпускать не в домотканых поневах, а в ситцевых красивых ярких сарафанах и платьях. Проще говоря, совершалась бытовая революция, о которой никто сейчас не вспоминает, хотя изменения происходили кардинальные. Дворяне стали строить приличные дома у себя в деревнях. А до этого они жили в больших избах. И с одеждой случилось то же самое.

Ажурный бизнес

1780-е годы. Наш герой в 15 лет ушел из деревни учиться на шелкоткацкую фабрику. Стал хорошим ткачом, а потом поставил стан в своей избе в деревне Зуево (сейчас – Орехово-Зуево). Но сначала были одни проблемы, ведь довольно часто крупное дело начинается с катастрофы. Савве Морозову выпадает жребий идти в армию. Это 25 лет службы и немалая вероятность вернуться больным или калекой. Но есть возможность: внести большую сумму для того, чтобы соответствующие военкоматы могли нанять охотника, то есть добровольца.

Морозов получает пять рублей в месяц, но хозяин фабрики заинтересован в том, чтобы перспективный во всех отношениях парень у него остался, и дает ему эти деньги, рассчитывая, что тот будет отрабатывать долг до конца своих дней.

Однако Савва берет деньги, откупается от рекрутства, уходит с фабрики, практично женится на девушке, которая происходит из семьи хороших сельских красильщиков. И вдвоем в своей избе они начинают делать ажурные ткани, шелковые ленты и кружева. Свой долг крестьянин выплатил в два года.

Сначала товар реализовывался в окрестных семьях. Потом Морозов начинает ходить с ним за сто верст в Москву. Потомки рассказывали, что летом он с утра выходил из деревни, к вечеру был в Первопрестольной. «Дед бегал со своим товаром», – говорили наследники.

У него нет ни магазинчика, ни лавчонки. Но ленты и кружева хороши, и цена у них, очевидно, подходящая. В итоге – сотни клиентов. Морозов сам приходит к людям домой, получает точный заказ, покупает шелк, а потом приносит готовое изделие, если что-то надо переделать – выполняет без разговоров.

Деревенский инвестор

В 1798 году у Морозова уже мастерская, он нанимает и обучает работников своего возраста. Скорее всего, они делают у него ткацкие работы, а вся отделка на нем и на жене. Реализацию товара и закупку сырья он никому не доверяет. Все это время уже опытный бизнесмен платит оброк и выкупается только в 50 лет. Точную сумму никто не знает, но известно, что господа постоянно ее повышали. Его хозяин – дворянин Рюмин. Это отнюдь не гоголевская Коробочка, у Рюмина было хорошее имение под Москвой, которое потом купил Рябушинский.

Сам Морозов – неграмотный мужик. Старообрядец, подвергающийся притеснениям, а то и прямым преследованиям и гонениям со стороны государства. Но это не портит ему характер, и он начинает инвестировать без надежды на прибыль. А куда он может вкладывать? Очень просто, путь находится сам собой. Деревенька небогатая, земля плохая, хлеба хватает до Рождества, а потом мужики приходят и просят на хлеб до следующего лета. И он дает им эти деньги. Везде есть ростовщики, но у тогдашних ростовщиков был современный процент или даже повыше. А Савва Морозов дает деньги без процента. Своего рода практический гуманизм. Потом состоятельные мужики начинают отдавать ему небольшие суммы на хранение, чтобы не потратить и суметь накопить, скажем, на лошадь. Репутация уже сложилась. В финансовом отношении наш специалист по ажурным тканям – символ абсолютной надежности. А у деревенских появляется другое мышление, другая система работы с деньгами. Возникает само понятие накопления. Естественно, к нему обращаются не только соседи, но и люди из окрестных сел. Ставит ли он это своей целью сознательно? Нет, конечно. Все развивается интуитивно, стихийно.

Со временем Морозов расширяет свое производство, мастерская постепенно перерастает в небольшую фабрику. А он начинает раздавать работу на дом. Закупает в Москве английскую пряжу, привозит к себе и выдает мужикам, которые делают из нее хорошие ткани. (Дело в том, что прядения у нас не было, а ткать получалось отлично.) Ему возвращали готовую продукцию, он платил и самостоятельно занимался отделкой и сбытом.

Тут все тоже строилось на кредите и доверии. Пряжу можно пропить, и Морозов давал ее тем, в ком не сомневался, само собой, не заключая никаких договоров.

Все финансовые операции он держит в голове. И потом, когда дело разрастается, этот сельский бизнесмен раздает работу уже сотням и даже тысячам домашних ткачей, ведя весь учет по памяти.

После Бородина

После 1812 года возникает новая конъюнктура, и Савва Морозов умело ей пользуется. С Наполеоном в Россию пришла Европа. Десятки тысяч французов, которые не вымерзли окончательно, остались здесь в роли переводчиков, учителей, секретарей, а многие бежавшие вернулись обратно, чтобы заняться бизнесом. К тому же в Москве все сгорело, и это спровоцировало огромный спрос на ткани. Бизнес стал серьезнее, а вести его получалось даже легче. Россия сбросила с себя еще какую-то часть своей средневековой закоснелости и замкнутости.

Через восемь лет после Бородина Морозов выкупается на волю за 17 тыс. рублей (обычная ставка была 20 тыс. рублей). Почему так поздно? Никто не знает. Но не исключено, что он использовал своих господ в качестве «крыши». Ведь мужик-старообрядец был совершенно бесправным человеком, а когда за ним стоял хотя бы Рюмин, местная власть и полиция уже не прижимали его до смерти, потому что понимали, что пожалуется. А может, просто не хватало денег. Накопил еле-еле к 50 годам.

К тому же когда Морозов открывал фабрику в Зуеве, она юридически была собственностью Рюмина. Крепостной мужик права на недвижимость не имел. Зато со временем появились крепостные миллионеры. Видимо, оброк стоил того, чтобы господа терпели таких людей.

В то время существовали сотни дворянских фабрик, на которые мужиков сгоняли как на барщину, то есть получали они в лучшем случае какую-то мелочь на праздники. А такие люди, как Морозов, создали собственную модель бизнеса, у них появился вольнонаемный труд, а с ним – крепостной капитализм. Есть заработная плата, и нет никакого принуждения. Человек может работать, может уйти, может выторговывать лучшие условия. Но наниматель предъявляет ему требования, которых нет на барщине. Там можно делать вид, что ты трудишься, здесь нужен качественный результат, иначе оштрафуют или выгонят.

Так постепенно в бизнесе возникают новые понятия и правила поведения. Главное в этих капиталистах – глубокое внутреннее уважение к деньгам. Это основа их мировоззрения. Тут они ничем не отличаются от европейских протестантов. Каждый рубль ценен. И высочайший грех бросать даже копейку на ветер. В чем это выражается? Своих детей и близких не морят ни голодом, ни холодом, нормально питаются, нормально одеваются. У них очень хорошие дома деревенского типа, первый этаж – кирпичный, второй – деревянный. В Москве ими занято три района: первый – Замоскворечье, второй – Таганка, третий – район проспекта Мира. Живут отлично, но никаких лишних трат, все в меру. Строгая дисциплина во всем. Рано гасят свет, рано встают. С утра хозяин на своей фабрике. Даже заработав миллионы, эти люди очень бережливы в личных расходах, что явилось предметом издевательств со стороны наших писателей. Дворянам было трудно понять, что деньги – это нечто иное, чем просто дорога к наслаждению, что они имеют какой-то смысл и содержание помимо того, что дают возможность хорошо жить.

Цена репутации

Когда Морозову было уже 70 лет, он неожиданно капитализировал свою репутацию, которую строил всю жизнь. Проект получился фантастический. Уже не крепостной, бизнесмен договорился с Людвигом Кнопом, представителем очень крупной британской машиностроительной фирмы. Англичане ему привезли в Зуево 120 прядильных станков, рабочих, инженеров, техников и паровые машины. Морозов построил им корпус, они смонтировали оборудование и выдали хлопок, поскольку деревенский неграмотный мужик выхода на мировые рынки не имел. Так был налажен выпуск пряжи, и рядом с каждым англичанином стоял русский ученик.

Денег на такое мероприятие у него бы не хватило. Кноп все сделал в кредит. Но машиностроители не могли позволить себе заниматься заемным финансированием самостоятельно, они пошли в свои банки. Английские банкиры кредитовали английских машиностроителей, и те в кредит притащили гору оборудования к Морозову. Вот так он реализовал свою репутацию. А через некоторое время выпустил акции и какую-то часть отдал британцам. Они стали совладельцами предприятия и поэтому ремонт и консультации осуществляли практически бесплатно.

Наша публика в финансовых отношениях была невероятно смелой. Потом Кноп выстроил в России примерно 150 текстильных фабрик, тоже оборудованных в кредит. Возникла целая контора, куда к Кнопу приходили капиталисты-мужики и говорили: «Ты вот делаешь фабрики, сделай и мне». Начиналось обследование. Ехали, смотрели, что за предприятие, какая степень надежности, и строили. В конце концов англичане начинают инвестировать очень большие деньги в лапотных мужиков. Их мотивы понятны – в России есть сбыт, пряжу отрывают с руками.

Это был период основателей династий, возникновения новой породы людей. Накопление капитала – всего лишь следствие. Первое и самое важное – накопление человеческого материала. И даже без крепостных миллионеров в конце XVIII – начале XIX века тысячи людей во всех губерниях и уездах занимались торговлей, перевозками на лошадях и баржах. Аристократия считала, что народ состоит из лентяев, жуликов и пьяниц, на самом же деле это была несокрушимая публика. Они учились ремеслу, правильно подбирали жен, создавая семейную артель, ставили производство, выкупали себя у господ, расширяли бизнес, уходили в города и умели потом отесать деревенских, которых брали на работу. Этот класс держал всю российскую экономику до 1917 года. Но это другая история. А наш герой дожил до 90 лет и даже научился расписываться.

У нас серьёзная претензия к советской власти. Которая совершенно не занималась изучением и вдумчивым просвещением по теме безнравственных истоков зарождения капитализма.

А подменяла это хоть и правдивой, но весьма поверхностной пропагандой.

А ведь они были, эти истоки. Тут и культ стяжательства, ложь и лицемерие, и поголовное обезземеливание крестьянства, и ростовщичество, войны, геноцид, массовые грабежи иных народов, пиратство, жестокий колониализм. Работорговля и использование труда десятков миллионов рабов, наконец.

Да, нам обо всём этом говорили в школе, кроме, разве что, культа стяжательства. Но говорили как-то вскользь, без углублённого изучения явления . И без связывания всех этих нескончаемых безприглядных фактов истории в единую отлаженную систему .

Поэтому когда затевали перестройку, мы внутренне не были готовы так же системно подойти к сравнению советского строя с капиталистическим. И нам представлялось, что полные прилавки западных магазинов есть исключительно следствие некоего, как оказалось - иллюзорного, преимущества капиталистического строя.

Теперь потихоньку становится понятным, что как на худом дереве не может быть добрых плодов , так и на подлой, безнравственной и безчеловечной истории Запада не может сформироваться что-то доброе, гуманистическое, высокоморальное.

О ростовщичестве мы поместили немало публикаций. Давайте теперь посмотрим, а каков был масштаб одного из камней в фундаменте современного капитализма - использования рабского труда миллионов людей.

Первым по времени районом вне Европы, вызвавшим праведные воздыхания благочестивых миссионеров, привлекшим к себе благосклонные взоры алчных купцов и освященные мечи милостивых государей, явился тот земельный массив, который был расположен ближе всего и который нужно было обогнуть, чтобы достичь сказочных богатств Азии, — иными словами, Африка.

Начало военному покорению Африки и порабощению части ее населения в новое время было положено Португалией в середине XV столетия; в последующие годы к этому прибыльному предприятию присоединились Испания, Англия, Франция и Голландия.

Начало современной африканской работорговли на полстолетия предшествовало путешествию Колумба в Западный мир. Первым шагом явились налеты европейцев на западноафриканское побережье и захват ими, посредством довольно грубых и самочинных действий, местных жителей для продажи их на европейских рынках, преимущественно (поскольку речь идет о первых годах работорговли) в Португалии и Испании.

Самое раннее уцелевшее документальное свидетельство об экспедиции с целью поимки рабов — это дневник Азурары, возглавившего один из налетов португальских работорговцев, предпринятый в 1446 году. Оно типично для сотен документальных свидетельств, которым предстояло появиться на свет в будущем, и мы вправе подробнее остановиться на этом событии и ознакомиться с ним по описанию, сделанному его ведущим участником.

Корабль Азурары пристал к берегу в центральном районе западного побережья Экваториальной Африки. Солдаты кучей ринулись на берег, захватили в плен нескольких любопытствующих и сразу же устремились во внутренние области в поисках новых жертв. Здесь они обнаружили поселение; что же касается остального, то мы обратимся непосредственно к документу:

«Они обратили свои взоры в сторону деревушки и увидели, что негры вместе с женщинами и детьми второпях покидали свои хижины, заметив приближавшегося врага. Однако они [португальцы] с именем св. Якова, св. Георгия, а также своей родины Португалии на устах сразу же набросились на них, убивая и захватывая в плен всех, кто попадался под руку. Вот тогда-то вы могли бы насмотреться, как матери бросали своих детей, а мужья — жен, чтобы как можно скорее избежать опасности.

Одни прятались в воде; другие надеялись спастись, спрятавшись под своими хижинами; третьи запрятали своих детей в лежавшие на берегу морские водоросли (где их и нашли позднее наши люди), надеясь, что там они останутся незамеченными. И наконец наш господь бог, воздающий награду за каждое доброе деяние, пожелал, чтобы за тяжкий труд, который они взяли на себя, служа ему, они одержали в тот день победу над своими врагами, а также получили вознаграждение за все свои усилия и траты, ибо они захватили в плен указанных негров — мужчин, женщин и детей — в количестве 165 человек, и это не считая тех, кто погиб и был убит».

Как свидетельствует приведенная цитата, с зверством, обнаруженным в этом деле, могло поспорить одно лишь религиозное ханжество. Так, среди судов, использовавшихся в операциях по работорговле любимым морским героем «доброй королевы Бесс» — сэром Джоном Хокинсом, два корабля носили названия «Иоанн Креститель» и «Иисус».

Этот процесс грабежа и резни — самое прибыльное, за исключением войны, из всех деловых предприятий, знаменующих эру капитализма, — длился свыше четырех столетий; по жестокости он не имеет себе равных во всех ужасающих анналах человеческого угнетения. И как центральная черта процесса первоначального накопления капитала он является главным составным элементом истории капитализма — американского капитализма в особенности.

На протяжении первых пятидесяти лет операции по работорговле служили средством обеспечения рабочей силой плантаций южной Португалии и рудников Испании, а также обеспечения указанных стран, Франции и Англии домашними слугами. Затем, с открытием обоих американских континентов, которые нуждались прежде всего в выносливой рабочей силе, знакомой с горным делом и сельским хозяйством, была утверждена особая функция Африки как крупного резервуара значительной части этой рабочей силы.

В этом-то, очевидно, и должна была заключаться, с точки зрения капиталистической экономики и этики, роль Африки — роль, имевшая особое значение для Северной Америки, в первую очередь для тех ее районов, которым предстояло стать Соединенными Штатами. Особое значение для Северной Америки она имела потому, что в момент появления там европейцев на всей территории, носящей ныне названия Канады и Соединенных Штатов, насчитывалось не более миллиона жителей («индейцев», как прозвали их европейцы), из которых на всю область от Мэна до Флориды и от океана до Аппалачских гор приходилось, вероятно, лишь около 200 тысяч мужчин, женщин и детей.

В связи с нехваткой коренного населения, труд которого можно было эксплуатировать, возникла необходимость в массовом ввозе рабочей силы; в первую очередь она нужна была, и именно в значительных количествах, той плантационной экономике, которую предстояло создать в благоприятных климатических и почвенных условиях, обнаруженных европейцами в зоне от нынешней Флориды до Мэриленда.

А плантационная экономика, в противовес системе ведения сельского хозяйства с помощью многочисленных фригольдеров, представляла особый интерес для правителей Англии, так как она давала в их руки лучшее средство держать под своей властью громадную рабочую армию, необходимую для производства сырьевых материалов, отсутствовавших в самой метрополии.

Для такой экономики требовались многочисленные, лишенные собственности и относительно несвободные рабочие кадры. Значительную часть населения этой категории, преимущественно в форме кабальных слуг (о которых подробнее речь пойдет позднее), предстояло поставлять метрополии и другим районам Европы. И все же бОльшая часть европейского населения нужна была в самой Европе; оголить собственный континент — значило бы нерасчетливо убить курицу, чтобы поживиться ее золотыми яйцами. Кроме того, сотни тысяч рабочих со временем понадобились в колоссальной области, расположенной к северу от Мэриленда, где и сельскохозяйственные (культуры и форма ведения экономики стали совершенно иными.

Путь к ввозу рабов для работы в Английской Америке из густо населенных областей Центральной и Южной Америки был закрыт, так как эти территории уже подпали под господство Испании и Португалии и эксплуатировались ими. Не было возможности ввозить рабов и из Азии, так как, во-первых, покорению Азии суждено было случиться лишь спустя много поколений после путешествия Колумба, а во-вторых, даже независимо от этого, силы и техника европейских государств в ту пору были еще недостаточно развиты, чтобы справиться с проблемой транспортировки рабов морским путем из Азии в Америку.

В условиях, существовавших в XVI и XVII столетиях, возможно было единственное решение — и оно было избрано: покорение и порабощение Африки. Здесь находился континент площадью чуть ли не в 30 миллионов квадратных километров, расположенный достаточно близко и к Европе и к Америке, чтобы он мог быть освоен средствами наличной техники.

Кроме того, он был населен миллионами людей, находившихся на сельскохозяйственной стадии цивилизации; здесь в течение многих столетий они разводили прирученный рогатый скот, выплавляли железо (в Африке этому научились, вероятно, раньше, чем во всем остальном мире), ткали хлопчатобумажные материи, выделывали мыло, стекло, гончарные изделия, одеяла.

Надо еще отметить, что в отличие от индейцев африканцы, порабощенные и привезенные в Америку, находились в чужом краю и, совершая побег или оказывая сопротивление, не могли рассчитывать на помощь своего народа и его социальной организации. Напротив, порабощенные в Африке и привезенные в Новый свет, они оказывались в буквальном смысле слова в цепях, на чужой земле, за тысячи миль от родины и всецело во власти вооруженных до зубов безжалостных хозяев, поддерживаемых всеми силами государственного карательного аппарата.

Операции по работорговле приносили богачам всей Европы, а позднее и купцам Нового света, в первую очередь — Новой Англии, баснословные прибыли, позволявшие за одно-два плавания удвоить и даже учетверить первоначальные капиталовложения. Именно на основе работорговли расцвели в значительной мере такие порты, как, например, Бристоль и Ливерпуль, Перт-Амбой и Ньюпорт.

В этом смысле порабощение африканского континента имело первостепенное значение для развития всемирного капитализма, точно так же как интенсивная эксплуатация Африки, начавшаяся в конце XIX столетия, стала первостепенным фактором мощи всемирного империализма. О размахе этих операций в денежном выражении дает представление тот факт, что стоимость более чем 300 тысяч рабов, перевезенных на 878 ливерпульских судах за десять лет — с 1783 по 1793 год, превысила 15 миллионов фунтов стерлингов; и это данные только по одному порту за одно десятилетие.

Гораздо труднее определить размах этих операций в людском выражении. За 400 лет торговли африканскими рабами в Западное полушарие было привезено живыми примерно 15 миллионов африканцев.

Однако на каждого негра, достигавшего живым этих берегов, приходилось пять-шесть мертвых — погибших в войнах в Африке, во время передвижения невольничьих караванов к побережью, в загонах, где им приходилось дожидаться прибытия судов работорговцев, в частых восстаниях на борту самих судов и, наконец, в течение ужасного шести?, восьми? или десятинедельного «среднего перехода».

А каковы были потери во время «среднего перехода», можно судить по одному примеру, указываемому д?ром Дюбуа в его классическом исследовании «Ликвидация торговли африканскими рабами»: королевская Африканская компания погрузила с 1680 по 1688 год около 60 тысяч рабов, из которых свыше 14 тысяч умерли на море.

Это означает, что за четыре столетия, с XV по XIX век, Африка потеряла порабощенными и убитыми 65—75 миллионов своих сыновей и дочерей, являвшихся к тому же отборной частью населения, так как никто обычно не обращает в рабство старцев, калек и больных. Нельзя не признать одним из чудес истории, что народы Африки выдержали это беспримерное испытание и что ныне они более многочисленны и более высоко организованны, чем когда-либо прежде, и больше того — находятся на пороге полного национального освобождения.

И все же, бесспорно, главный вклад Африки в развитие европейского капитализма и американских колоний — следовательно, и американского капитализма — составила неторговля рабами, как бы прибыльна она ни была. Главный вклад Африки заключался скорее в самом рабстве, в даровом и принудительном труде миллионов негров на протяжении двух с лишним столетий.

Раскрывая причины быстрого и могучего роста американского капитализма, историки указывали — и указывали совершенно правильно — на ряд факторов : колоссальные размеры и сказочные богатства Соединенных Штатов, неучастие Соединенных Штатов в нескончаемых и опустошительных войнах Европы, которые ослабляли их конкурентов, а американской буржуазии позволяли получать громадные прибыли; иммиграцию на протяжении многих поколений миллионов европейцев, азиатов и латиноамериканцев с их мастерством, силой (и рознью, облегчавшей их подчинение и эксплуатацию); наконец, длительное существование буржуазно-демократической республики — идеальной государственной формы в период раннего развития и созревания капитализма. Все эти факторы действительно очень важны, и ниже нам еще не раз представится повод сослаться на них.

И все же не менее важен, чем любой из перечисленных, был тот факт, что в границах развивающегося американского капитализма на протяжении почти трехсот лет проживала значительная прослойка населения (от 10 до 20 процентов его общей численности), которая была в буквальном смысле слова порабощена.

Эксплуатация в этих условиях достигала наиболее интенсивной формы, и прибыли от хлопка, сахара, риса, табака, пеньки, золота, угля и древесины — плодов труда этих миллионов тружеников — исчислялись многими миллиардами. И все это — не считая той ценности, которую негритянское рабство представляло для правителей страны в плане ослабления рабочего движения и поддержки реакции в целом.

Однако вопрос о значении рабства негров довольно сложен, ибо если с точки зрения наиболее полного развития капитализма рабство стало главным препятствием, то с точки зрения экономического покорения американского континента и раннего накопления капитала порабощение негритянского народа явилось неотъемлемым элементом возникновения и роста американского капитализма.

2 Уменьшительное от имени английской королевы Елизаветы I. — Прим. перев.

3 См. главу 3, стр. 54 — Прим. ред.