Виды бухгалтерской прибыли. Что такое выручка, прибыль и доход: чем отличаются и из чего формируются

Сытник Игорь Олегович

Магистрант Крымский филиал Российского государственного университета правосудия г. Симферополь

Аннотация. В статье анализируются роль и место принципа верховенства права в современном мире.

Ключевые слова. Верховенство права. Принципа права. Государство. Позитивное право.

Принцип верховенства права занимает исключительное место в правовой системе любого современного демократического государства. Несмотря на то, что сам термин «верховенство права» редко встречается в конституциях европейских государств, само построение их правовых систем и широкая реализация данного принципа в правоприменительной практике свидетельствует о применении данного правового принципа во всех аспектах и на всех уровнях правового бытия общества. Это обусловлено сложным процессом формирования демократического общества и поиском действенных средств гарантии и защиты демократии в мире и в каждой стране отдельно.

Теоретические основы принципа верховенства права были заложены в классических научных трудах западных юристов и мыслителей: Джеймса Гаррингтона, Александра Гамильтона, Томаса Джефферсона, Альберта Дайси и других. Отдельные теоретические аспекты принципа верховенства права получили развитие в исследованиях современных зарубежных юристов: Лона Фуллера, Герберта Харта, Антонина Скалиа, Джона Рица, Враяна Та Манаге, Томаса Бингема.

В советское время принцип верховенства права практически не исследовался. Отечественной правовой наукой того времени данный принцип рассматривался как негативное явление, характерное для «буржуазного права», и противопоставлялся принципу социалистической законности.

В нашей стране ситуация в корне изменилась в 1993 году с принятием Конституции Российской Федерации и началом нового государственного строительства. На сегодняшний день данный принцип активно и разнопланово изучается российскими юристами. В частности, принцип верховенства права исследовали Боренбойм П.Д., Виноградов В.А., Демичев А.А., Исаенкова О.В.

Однако анализ научного исследования указывает на недостаточность изучения значение принципа верховенства права для современного демократического общества в Российской Федерации.

Общеизвестное британское выражение гласит: «демократия - это, прежде всего, процедура», то есть незыблемость, и соблюдение демократических принципов со стороны государства гарантируется, в первую очередь, путем установления обязательных для выполнения процедурных норм которые регламентируют государственное управление. Исходя из приведенного тезиса, мы приходим к выводу, что чрезвычайно важным является неукоснительное соблюдение системы законодательных предписаний, которые, собственно, и устанавливают определенную процедуру, то есть механизмы функционирования демократического общества. Однако простого выполнения норм позитивного права государственными органами для обеспечения существования демократического режима явно недостаточно. Законодатель, даже при условии четкого следования установленной процедуре, имеет возможность сознательно или бессознательно, путем внесения изменений в нормативные акты ограничить или отменить законодательные гарантии основных прав человека, предоставить неоправданно широкие, а то и репрессивные полномочия отдельным государственным органам и даже изменить основы конституционного строя в государстве.

Это содержит реальную угрозу для демократического пути развития общества. Позитивистский подход к праву, так или иначе, означает отрицание любого другого права, кроме того, что установлено законодательным органом государства. При этом ни одна нормативно установленная законодательная или управленческая процедура, какой бы совершенной она ни была, сама по себе не может быть надежным противодействием возможности государственного произвола, поскольку она сама представляет собой исключительно результат правотворческой деятельности законодателя и может быть изменена или отменена им же.

Таким образом, позитивистская концепция законности косвенно устанавливает принцип верховенства законодателя. Исходя из этого, довольно логичным представляется тезис выдающегося юриста, одного из создателей правового позитивизма Ганса Кельзена, который, исследуя сущность правового государства, пришел к выводу, что «каждое государство является правовым, ведь каждое государство является определенным правовым порядком».

События первой половины XX столетия продемонстрировали несостоятельность позитивистской концепции верховенства закона и правового государства, которая в то время также носила позитивистский характер, стать надежным гарантом демократического общества и его защитником от произвола законодательной власти. Правовой позитивизм сделал возможным установление тоталитарных режимов в Европе. Наиболее красноречивым было установление национал-социалистического (нацистского) режима в Германии. Для прихода к власти нацистам не пришлось совершать мятежа или государственного переворота. Их партия получила власть, с формальной точки зрения, вполне «демократическим» путем - получением на выборах большинства в парламенте. Однако, получив подавляющее большинство в законодательном органе, нацисты уже первыми своими законодательными актами, которые принимались, опять-таки, в полном соответствии с нормативно установленной формальной законодательной процедуры, определили путь на уничтожение любых принципов демократии и прав человека. Отсутствие в правовой системе тогдашней Германии эффективных средств ограничения законодателя сделало невозможным противопоставить что-либо неправовым действиям государства. Ни немецкая судебная система, ни один другой официальный орган не имел возможности эффективно блокировать неправовые решения контролируемого нацистами законодательного органа. Характерно и то, что после свержения нацистского режима, на Нюрнбергском Трибунале нацистские военные в свое оправдание ссылались на то, что они лишь выполняли приказ, а их руководители, в свою очередь, заявляли, что они действовали только на основании и в рамках закона. С точки зрения правового позитивизма в их действиях не было состава преступления, ведь они не нарушили ни одного положительного «правового» акта, а даже наоборот, четко выполняли императивные нормы законодательства. Однако Суд признал руководителей национал-социалистической партии и гитлеровского государства военными преступниками, указав, что сами законы тоталитарной Германии были неправовыми.

Известный исследователь демократических процессов Джованни Сартори, характеризуя демократическую общественную формацию, которая не предусматривает средств ограничения законодателя, указывал, что в таком государстве «первые выборы будут фактически единственными настоящими выборами, а это значит, что такое демократия умирает, только зародившись».

Некоторые опасения, связанные с возможностью такой «законной» узурпации власти, периодически возникают и в российском юридическом обществе. Так, Е. Махрова считает, что принцип разделения властей в Российской Федерации может быть нарушен. По мнению исследователя, в условиях, которые сложились, данный принцип может попираться Президентом Российской Федерации в связи с тем, что он является связующим звеном между ветвями власти и обладает столь широкими полномочиями.

Следует отметить, что целью верховенства права является не просто формальное обеспечение порядка, предусмотренного законами и другими нормативными актами, установленными государством, а утверждение такого правопорядка, который ограничивает абсолютизм государственной, прежде всего, исполнительной, власти, ставит ее под контроль общества, создавая для этого соответствующие правовые механизмы. Даже безупречный с точки зрения юридической техники закон не всегда является панацеей верховенства права.

Таким образом, становится понятным, что простого формирования совершенной системы законодательства, закрепляющей основные права и свободы человека и устанавливающей эффективную законодательную процедуру, еще недостаточно для построения демократического общества.

Принцип верховенства права является фактически единственным эффективным средством обеспечения незыблемости демократии, а также одной из ее основных признаков.

С другой стороны принцип верховенства права имеет и отдельные недостатки. Основная проблема, связанная с практическим применением данного принципа, его неопределенность. Поскольку под «правом» понимается, в первую очередь, право неписаное, молчаливое, не имеющее четкого материального выражения, имеющее слишком сложную и многогранную сущность.

Законодатель, принимая нормативный акт, или судья, решая конкретную дело, должны каждый раз обращаться к принципу верховенства права и выяснить для себя его значение в каждом конкретном случае. Понятно, что каждый из них при толковании данного принципа так или иначе будет исходить из собственных мировоззренческих убеждений и представлений, профессиональных навыков и других субъективных факторов. Таким образом, применение принципа верховенства права неизбежно напрямую зависит от личности субъекта его применения, или, по выражению выдающегося американского юриста Лона Л. Фуллера, «человеческого фактора».

Несмотря на негативные стороны такой субъективной составляющей, человеческий фактор является «необходимым элементом любой справедливой и гуманной правовой системы. Тот сложный замер, который мы называем «правом», на каждом шагу требует вынесения суждений, и эти суждения должны выноситься людьми и для людей», с другой стороны, наличие человеческого фактора является неизбежной в любом случае.

Средством преодоления недостатков принципа верховенства права, является так называемая интегративная теория, которая заключается в сочетании лучших достижений и разработок различных, нередко жестко конкурирующих правовых учений и создание условий для их параллельного сосуществования в рамках одной правовой системы. В данном случае речь идет о возможности сосуществования принципа верховенства права и верховенства закона.

Рассматривая указанные концепции в контексте их интеграции, не стоит говорить об их сочетании или смешивании. Учитывая принципиально отличное сущностное наполнение учений о верховенстве закона и верховенство права и их происхождение с противоположных философско-правовых учений, такое смешивание было бы совершенно невозможным без фактической полной или хотя бы частичной подмены понятий и искажения обеих концепций. Поэтому в данном случае речь идет не о смешивании, а о создании условий для параллельного существования принципа верховенства права и принципа верховенства закона, их сочетание в рамках одной правовой системы. Данные принципы действуют в различных правовых плоскостях. Принцип верховенства права, как имеющий естественно-правовую сущность, гарантирует незыблемость неотчуждаемых прав человека путем возложения ограничений на государственную власть. Однако права человека, так же как и механизмы, их обеспечения, находят закрепление в актах позитивного права, в частности в конституции, законах. Таким образом, естественное право приобретает, положительного выражения, следовательно, возникает возможность его частичного обеспечения средствами системы законодательства.

Не существует единой точки зрения относительно возможности реализации интегративной теории, однако интегративная теория сегодня применяется на практике в правовых системах демократических государств. Принцип верховенства права, не имея положительного закрепления в текстах конституций, признается большинством юристов-ученых демократических стран и так же применяется на практике.

Ориентиром в этом направлении служат общепризнанные современным миром принципы права, международные пакты о правах человека, международная судебная практика, в частности практика Европейского суда по правам человека, тенденции развития правовых средств защиты прав человека в европейском и международном обществе.

Верховенство права «не создает добра, а только помогает избежать зла». Оно не призвано обеспечить эффективную властную деятельность, а, наоборот, накладывает правовые ограничения на действия представителей органов власти. Достижения правительственных целей должно быть подчинено гражданским гарантиям свободы и безопасности, чем и устраняется угроза властного произвола.

Принцип верховенства права является базовым, определяющим конституционным принципом, который составляет основу правовой системы современного демократического государства и, в конце концов, всего правового бытия общества, пронизывая такие сферы, как законодательная система, правотворчество и правоприменение, правовое сознание и правовая культура. Целью реализации принципа верховенства права является обеспечение эффективного и стабильного функционирования современного демократического государства. При этом данный принцип представляет собой действенное средство обеспечения соблюдения прав человека и противодействия государственной произвола, а также явление чрезвычайно многогранное и многоаспектное, поэтому ни российская, ни зарубежная юридическая наука не может дать его однозначного определения, которое бы передавало его сущность во всей его полноте и не обедняя содержания.

Отдельные юристы связывают принцип верховенства права с доминированием естественного права над позитивным. Другие не объясняют его настолько широко и концентрируются исключительно на основных правах человека, которые существуют независимо от их законодательного закрепления, и могут быть применены вопреки формальным предписаниям законодательства. Третьи, подчеркивая слово «верховенство», рассматривают этот принцип как таковой, что обусловливает доминирование права в обществе над другими социальными регуляторами. Распространено и мнение, согласно которому принцип верховенства права объединяет несколько составляющих: справедливость, разумность, равенство и тому подобное. Как представляется, все приведенные подходы не отрицают друг друга, но описывают разные аспекты одного явления - принципа верховенства права. Следует отдельно подчеркнуть, что при любых условиях принцип верховенства права не может быть сведен к принципу верховенства закона (законности), который может трактоваться исключительно в качестве формального признака исследуемого принципа.

Принцип верховенства права был закреплен непосредственно в тексте Конституции Российской Федерации, хотя такая практика вообще не характерна для стран с постоянной демократией, поскольку данный принцип вытекает из самой сущности конституционного строя и составляет самую сущность конституции. Для Российской Федерации такое закрепление носит позитивный характер, поскольку обязывает отечественных субъектов правоприменения, воспитанных на крайних формах юридического позитивизма, формально применять его в своей профессиональной деятельности.

Список литературы:

1. Чистое учение о праве Ганса Кельзена. К XIII конгрессу Международной ассоциации правовой и социальной философии (Токио, 1987): Сборник переводов. Вып. 1 / Отв. ред.: Кудрявцев В. Н., Разумович Н. Н.; Пер.: Лезов С. В., Пивоваров Ю. С. — М.: Изд-во ИНИОН РАН, 1987. — 342 c.

2. Сартори Д. Вертикальная демократия. - Полис. Политические исследования. 1993. № 2. С. 80

3. Махрова Е. И. “О проблемах построения правового государства в России”

4. Фуллер Лон Л. Анатомия права // Российский ежегодник теории права. № 2. 2009. - С.-Пб.: Издат. Дом СПбГУ, 2011.

5. Аллан Т.Р.С. Конституционная справедливость. Либеральная теория верховенства права /Т.Р.С. Аллан, 2008. - С. 74.

Многие научные и практические работники нередко применяют в своих исследованиях понятие «верховенство права», зачастую глубоко нс вдаваясь в его природу. Термин «верховенство права» включается также в многочисленные и весьма противоречивые международные юридические документы, содержащие самые раз­нообразные точки зрения, связанные, например, с его содержани­ем и сущностью.

Более того, например. В.А. Виноградов полагает: «...в ряде случаев - это всего лишь «правовая мимикрия», когда копируется внешняя форма, при этом содержание остается свое

собственное» 1 . Видимо, невозможно исключать и такую возмож­ность использования термина (понятия) «верховенство права». Весьма характерным представляется вывод В. Leoni. который вер­ховенство нрава связывал с «неким идеалом, без сомнения беру­щим начало от идеи свободы личности, понимаемой как свобода от неправомерного произвольного посягательства на права лично­сти кого бы то ни было, включая представителей власти» .

11о мнению О.Х. Филипса, «Исторически эта фраза (верховенст­во права В. Е.) использовалась в отношении веры в существова­ние закона, обладающего властью божественной или естествен­ной выше власти земных правителей, т. с. закона, эту их власть ограничивающего» . «Вера» в существование такого «закона» ко­нечно оставляла открытым вопрос о его природе и о действитель­ном соотношении с «законом» «земных правителей». Однако важ­но другое: в соответствующем контексте данное понятие появилось ещё у Платона и Аристотеля, а затем получил, свое дальнейшее развитие у христианских философов. Например. Аристотель про­тивопоставлял верховенство нрава верховенству какого-либо ин­дивидуума. а Фома Аквинский рассматривал его как комплексную концепцию, включающую целый ряд правовых и институциональ­ных инструментов «по защите граждан от власти государства» 1 . В связи с этим считаю необходимым вновь обратиться к анализу понятия (термина) «верховенство права», по уже с позиций юри­дического позитивизма, научно обоснованной и научно дискусси­онных концепций интегративного правопонимания.

Концепция верховенства права в Англии формировалась судами общего нрава еще начиная с XIII в. Например. Г. Брактон во время правления Генриха II полагал: король «должен подчиняться Богу
и праву, потому что Право создаст короля» 1 . В дальнейшем эта по­зиция. сформированная примерно в 1260 г., нашла свое развитие как в научных работах, так и в решениях судов общего права.

Например, в решении по делу Бонхама (1610 г.) судья Э. Коук пришел к выводу о том, что акты британского парламента могут быть судами признаны недействующими, если они противоречат общим правам и здравому смыслу либо являются отвратительны­ми и неисполнимыми .

Как утверждает М. Крайгир, «в соответствии с традицией обще­го права общепринятой практикой было на протяжении долгих лет времени считать, что «издревле обретенное собрание неписаных за­ветов и обычаев» являлось главным источником права и единствен­ным способом подтвердить, что та или иная сентенция есть норма общего права, показав, что она всегда соблюдалась согласно обы­чаю». В пользу такого обычая свидетельствовало... наличие другого незакоиодательного источника, а именно решений судов по кон­кретным делам, им представленным. Это и было «общим правом», которое сторонники концепции верховенства права в XVII веке предпочитали повелениям своего короля. Отсюда «общее право» - это «право, сформированное сложившейся практикой, право, не со­зданное ио воле, приказанию или праву самодержца, ограничивало его правление, лишая его возможности творить произвол... Конеч­но, сегодня... в XVIII веке... законодательство превысило обычаи судебного обихода и даже судебные решения, став главным и все более властным источником права также и в случаях общего права, по аналогии с остальным миром» (выделено авт. - 8. Е.). Отсю­да. думаю, возникает риторический вопрос: в странах общего права в настоящее время «правом» является преимущественно «законо­дательство»?

Англо-американская концепция верховенства права прежде все­го состоит из двух важнейших и взаимосвязанных компонентов:
компонента правопорядка, выражающегося в обязательстве каж­дого гражданина подчиняться закону, и компонента ограничения власти правительства, состоящего в обязательстве правительства действовать в рамках права. В соответствии с теорией обществен­ного согласия, выдвинутой Дж. Локком, во-первых, власть дается правительству с согласия народа. Во-вторых, единственной целью правительства является защита прав граждан. Если правительство этого нс делает, то граждане имеют право призвать такое правитель­ство к ответу 1 . В этой связи в соответствии с англо-американской концепцией верховенства нрава негативные права граждан, суще­ствующие объективно, ограничивают государственную власть. В то же время согласно континентальной концепции верховенства права правительство ограничивает себя само, предоставляя гра­жданам лишь позитивные нрава.

Л.В. Дайси в 1885 г. использовал понятие «верховенство пра­ва» для установления ограничений, налагаемых на британское правительство. «Верховенство права. - писал он, - по сей день остается отличительной особенностью английской конституции. В Англии никто не может нести наказание или возмещать убыт­ки за любые свои деяния, если те не запрещены законом в явной форме. Законные права и ответственность каждого гражданина неизменно определяются обычными судами королевства, а нрава каждого человека в гораздо меньшей степени представляют собой результат действия нашей конституции, чем той основы, на кото­рой конституция базируется» . Далее, развивая свою точку зрения, А. В. Дайси подчеркивал: «движение правового позитивизма, раз­работанное Дж. Веитамом. Дж. Остином и другими, согласно ко­торому право определяется государством, является ио сути своей инструменталистским и никак нс согласуется с концепцией верхо­венства права» . Таким образом, британская концепция верховен­ства права прежде всего основывалась лишь на судейском праве и на ограничении только исполнительной власти государства. При таком понимании понятия «верховенство права» остаются откры­
тыми вопросы о формах национального и международного права, разграничении права и неправа, а также об ограничении органами судебной власти не только исполнительных, но и правотворческих органов государственной власти.

Отцы-основатели США попытались разрешить некоторые из на­званных выше вопросов, создав систему органов государственной власти, в которой каждый орган государственной власти контроли­ровал бы другие органы. "Гак, Джемс Мэдисон писал: «Наилучшая защита от постепенной концентрации нескольких властей в одном ведомстве состоит в предоставлении тем, кто этим ведомством управляет, необходимость конституционных средств II личных мо­тивов для противопоставления посягательствам других... То есть нужно сделать так. чтобы амбиции одних противостояли амбициям других. В Декларации независимости основатели США установи­ли: власть государства основывается на согласии ее управляемых, права граждан - первичны, неотъемлемы и не дарованы государст­вом, а задача государственной власти состоит в защите неотъемле­мых прав граждан от посягательств на них как самого государства, так и иных лип».

Как видим, ни английский, ни американский варианты концеп­ций верховенства права не дают теоретически убедительных и пра­ктически необходимых ответов на важнейший вопрос: что же яв­ляется правом? Закон? «Законодательство»? Судебная практика? Нечто иное? Роско Паунд - один из наиболее известных американ­ских юристов середины XX в. попытался ответить на этот вопрос: «Статуты уступают перед устоявшимися навыками правового мышления, которое мы называем общим правом. Судьи и юристы, нс колеблясь, утверждают, что существуют надконституцнониыс ограничения законодательной власти, которые ставят догмы об­щего права за пределы досягаемости статутов» 1 . Судья Верховного суда США Оливер Всндел Холмс также пришел к весьма неопре­деленному и дискуссионному выводу: вопросы Конституции долж­ны рассматриваться «в свете нашего опыта, а не только в контексте того, что было сказано сто лет назад» . Кроме того, О. В. Холмс вы­работал знаменитую идею, выраженную в формуле: «Жизнью пра­
ва является не логика, а опыт» 1 . Однако, если опыт является «жиз­нью» права, то все-таки остаётся открытым вопрос: что же является собственно правом?

В связи с продвижением России на Восток, по справедливому замечанию Т.Я. Хабриевой. «... все более укрепляются такие то­талитарные и восточные элементы государственной жизни, как «верховное право правителя» (imperium). Усиливаются автори­тарные формы организации власти, а достаточно развитые фор­мы самоуправления вечевые собрания, земские соборы и т. д. предаются забвению. Этот перелом произошел в правление Ива­на Грозного. В это время создается новая концепция самодержав­ної!, ничем не ограниченной царской власти. Отпечаток восточ­ных традиций можно обнаружить и в более поздней российской истории...» .

В качестве предпосылок появления российской модели концеп­ции верховенства права Г.Л. Гаджиев называет «добротную кон­ституцию и судебную власть, развивающую прецедентные начала в праве» ’. С одной стороны, он справедливо напоминает, что «... су­дебное правотворчество... существовало во второй половине XIX в. благодаря деятельности Правительствующего Сената» , с дру­гої! - оставляет открытым вопрос об иных формах национального и (или) международного права и не приводит достаточных и убеди­тельных теоретических аргументов в пользу судебного правотвор­чества. Кроме того. Г. А. Гаджиев делает самостоятельный и весьма характерный вывод: «Российская судебная доктрина верховенства права находится в самом начале своего становления, развиваясь с учетом исторически сложившейся правової! традиции континен­тальної! правовой семьи» .

Вместе с тем, правовые традиции континентальной правовой семьи, на мой взгляд, в большей степени основаны на концепции
не верховенства права, а правового государства, в соответствии с юридическим позитивизмом ограниченного прежде всего соб­ственными законами, «законодательством». Характерно и собст­венное замечание Г.А. Гаджиева: «...суды на континенте, руковод­ствуясь концепцией правового государства, ие играют той роди в политическом устройстве страны и не влияют на общественное мнение так, как английские и американские суды»’ (выделено мной. - В. Е.).

В юридической литературе традиционно выделяют «Восемь принципов Лона Фуллера» в процессе исследования верховенства нрава и правового государства. Среди этих принципов называются: 1) всеобщность (generality), 2) общеизвестность (notice or publicity), 3) перспективность (prospectivity), 4) ясность (clarity), 5) непроти­воречивость (consistecy), 6) соответствие (conformability), 7) по­стоянство (stability), 8) сравнимость (congruency) . В свою очередь К. Штерн выработал принципы правового государства, которое он традиционно ограничивает только конституционным государ­ством. Среди них К. Штерн выделяет: 1) человеческое достоинст­во. свободу и равенство. 2) контроль за государственной властью, 3) законность (только законность, а не соответствие принципам и нормам права, содержащимся во всех формах национального и (или) международного нрава, реализующегося в государстве - В. Е.), 4) юридическую защиту, 5) возмещение вреда. 6) защиту от злоупотребления властью 1 .

Однако, во-первых, данные «принципы» нс являются осново­полагающими (общими) принципами собственно национального и (или) международного права, реализующимися в государстве, самостоятельными формами права: во-вторых, перечень подобных «принципов» возможно было бы бесконечно расширять; в-третьих, названные «принципы» носят самый общий и весьма неопределен­ный характер; в-четвертых, ио наличию или отсутствию названных «принципов» будет весьма затруднительно разграничивать госу­дарства, в которых право господствует или отсутствует, а также
дифференцировать «правовые» государства от «неправовых» госу­дарств.

Как представляется, понятие «верховенство права» предусма­тривает соответствие праву любых действий (бездействия) долж­ностных лиц. а также национальных правовых и индивидуальных актов органов государственной власти и муниципальных органов. Однако в некоторых странах сущность концепции «верховенства права» со временем была значительно искажена, отождествляется с «rule by law», «rule by the law» или даже «law by rules». По мнению В.А. Шарандина и Д.В. Кравченко, такое толкование дало возмож­ность правительствам совершать авторитарные действия 1 . Мно­гие специалисты полагают, что концепция «верховенства права» более точно переводится на английский язык «supremacy of law», а ие «rule of law».

В отчете Венецианской комиссии от 25-26 марта 2011 г. концеп­ция «верховенство права» («supremacy of law») характеризуется весьма неопределенно и спорно шестью признаками: законностью, в том числе прозрачностью, подчиненностью и демократичностью процесса принятия законов: правовой определенностью: недо­пущением произвола: доступом к правосудию, осуществляемым независимым и беспристрастным судом, включающим судебный контроль актов, принятых в административном порядке; соблюде­нием нрав человека: недискримииацней и равенством перед зако­ном (п. 41 Отчета) .

В перечне этих признаков концепции «верховенства права» пре­жде всего обращает внимание и вызывает сомнение ограничение «всего» права только «законностью», «законами». Как представля­ется, такая трактовка признаков «верховенства нрава» Венециан­ской комиссией в конечном результате неизбежно может привести к отождествлению концепций «Supremacy of law» и «Rechtsstaat».

В свою очередь, организация World Justice Project выделяет только четыре признака концепции «верховенства права», но так­
же формулирует их лишь в самом общем виде: «I) государственная власть, ее должностные липа и представители, равно как и человек или организация подчинены праву; 2) законы являются определен­ными, публикуемыми, стабильными и справедливыми, применя­ются равным образом по отношению ко всем и защищают базовые права, в том числе безопасность и защищают личность и собствен­ность; 3) законодательный процесс является открытым, справедли­вым и эффективным; 4) правосудие отправляется компетентными, моральными и независимыми представителями и нсіітральньїмн лицами...»’.

С одной стороны, организация World Justice Project подчеркива­ет необходимость «подчинения* государственной власти, се долж­ностных лиц и представителей, а также физических и юридических лиц праву в целом, а не только «закону*. С другой стороны, она не дает определение права и его соотношения с «законом* и, к со­жалению, во втором и третьем признаках авторы ограничиваются только «законами» и «законодательным процессом». Отсюда воз­можно сделать как минимум два вывода. Первый - переводы тер­минов «верховенство права» и «правовое государство» оставляют желать лучшего. Второй и более существенный: концепции «верхо­венство права» и «правовое государство» нуждаются в дальнейшем и более глубоком исследовании.

В общей теории права открытым остается и другой важный во­прос: какова природа «верховенства права»? Так. Дж.Р. Снлкенат пишет: «...Принцип верховенства права... фактически включает в себя различные доктрины и концепции. Более того, верховенство права является постоянно развивающимся, «живым» принципом... .этот принцип постоянно эволюционирует» . Отсюда возникает це­лый ряд вопросов. Первый: верховенство права является принци­пом чего? Второй: «принцип верховенства права» все-таки являет­ся принципом, доктриной или концепцией? Третий: если «принцип верховенства права» является «живым», то какова же его природа, сущность и содержание хотя бы в современный период?

Более того, рассматривая верховенство права как принцип, Джеймс Р. Силкеиат, ссылаясь далее на «более глубокое определе-

пне верховенства права», сделанное в проекте World Justice Project, соглашается с рассмотрением верховенства права в качестве систе­мы, «в которой соблюдаются четыре универсальных принципа» 1 . В их числе World Justice Project называет: «1. Государственный ап­парат и его должностные лица и официальные представители под­чиняются праву. 2. Нормативные правовые акты являются ясными и определенными, официально публикуются, отвечают требованиям стабильности и справедливости и направлены на обеспечение и за­щиту основных нрав, в том числе защиту личности и собственности. 3. Процесс принятия, исполнения н обеспечения действия норма­тивных правовых актов является открытым, справедливым и рацио­нальным. 4. Правосудие осуществляется компетентными, высокомо- ральиымн и независимыми заседателями или нейтральной стороной, которые имеются в государстве в достаточном количестве, обладают адекватными ресурсами и отражают структуру общества...» .

С одной стороны, в первом «универсальном принципе» спра­ведливо говорится о «подчинении праву», хотя и не уточняют­ся формы национального и (или) международного права. Вместе с тем, с другой стороны, как это ни странно, во втором и третьем «универсальных принципах» авторы почему-то ограничиваются только внутригосударственными правовыми актами, являющи­мися лишь одной из форм и только национального права. Отсюда, думаю, верховенство права (если его рассматривать как принцип) нельзя ограничивать только принципом законности, соблюдением лишь законов, содержащихся в «национальных правовых актах». Кроме того, организация World Justice Project, как и многие дру­гие организации, не отвечает на важнейших вопрос: «верховенство права» это «верховенство» чего и над чем (кем)?

В.Д. Зорькин как верховенство права, так и правовое государство относит к «конституционным принципам» - ". Другие авторы, разде­ляющие идею отнесения верховенства нрава к принципам, напри­мер. В.Л. Виноградов, полагают, что «принцип верховенства права»
состоит из целого набора входящих в них конституционно-право­вых «субпринципов»’. Вместе с тем, как представляется, во-пер­вых, весьма спорно относить что-либо из названного к «принципам права» вообще. На мой взгляд, основополагающие (общие) прин­ципы национального и (или) международного нрава, являющиеся самостоятельными формами национального и (или) международ­ного права, а также специальные принципы национального и (или) международного права, содержащиеся в иных формах националь­ного и (или) международного нрава, являются самостоятельными и первичными средствами правового регулирования обществен­ных отношений по сравнению с нормами нрава, выработанными в формах национального и (или) международного права и реали­зующимися в государстве. При таком теоретическом подходе, по­лагаю, во-первых, дискуссионно относить «верховенство права» к принципам национального и (или) международного права. Во- вторых, Конституция России, безусловно, фундаментальный вид национальных правовых актов. Вместе с тем, в России реализуются и другие формы как национального, так и международного права. Отсюда право, реализующееся в России, в целом прежде всего объ­ективируется в принципах и нормах права, содержащихся не толь­ко в Конституции, ио и в иных видах правовых актов, а также в дру­гих формах национального и (пли) международного нрава.

По мнению Г.А. Гаджиева, «не только верховенство нрава и пра­вовое государство различаются между собой, но и верховенство права не существует (и ие может существовать) как универсальная, общеобязательная концепция. Скорее всего... «семья взаимосвя­занных концепций». Если быть более точным сообщество одно­родных. но имеющих существенное различие судебных доктрин... верховенства права в России развивается прежде всего, как судеб­ная доктрина, при практически пассивном участии законодателя и доктрины» . Вместе с тем, если рассматривать доктрину как сло­
жившуюся систему научных взглядов, получившую частичное или подавляющее признание как в научном, так и в практическом юри­дическом сообществе, то с выводом Г.Л. Гаджиева вряд ли возмож­но согласиться. Даже сам Г.Л. Гаджиев признает, что «российская судебная доктрина верховенства права находится в самом начале своего становления» . Думаю, действительно сложившаяся и полу­чившая всеобщее признание доктрина верховенства права не толь­ко в России, но и в мире в целом ещё ждёт своих дальнейших глу­боких исследований.

Традиционно считается, что наиболее полно концепция верхо­венства права разработана Л. Дайси в работе «Основы государст­венного права Англии», в которой он писал:

«Никто нс может быть наказан и поплатиться лично или своим состоянием иначе, как за определенное нарушение закона, доказан­ное обычным законным способом перед обыкновенными судами страны...

Жители ограждены от произвола власти... (и) подчиняются за­конам. а не капризам...

У нас пег никого, кто был бы выше закона... всякий человек, ка­ково бы ни было его происхождение, подчиняется обыкновенным законам государства и подлежит юрисдикции обыкновенных су­дов. ... Конституция основана на верховенстве права, потому что общие принципы конституции... являются у пас результатом су­дебных решений, определяющих права частных лиц.

В отдельных случаях представляемых на решение судов...

Самые чрезвычайные полномочия, которые даются или санкцио­нируются статутами, не могут быть действительно неограниченны, так как они зависят от выражении самого акта, и главное от того толкования, какое дадут статуту суды...» 2 .

Вместе с тем. с позиции современной общей теории права воз­можно ли выводы о верховенстве права, к которым пришёл Л. Дай­си, признать сложившейся доктриной, т. с. устоявшейся системой убедительных и достоверных научных взглядов, получивших при­знание хотя бы среди большинства научных и практических работ­
ников? Думаю, нет. Во-первых, в данной цитате А. Данси четыре раза применил термин «закон», а не «право» и не уточнил их со­держание. Во-вторых, Л. Даней дискуссионно утверждал о том, что «Конституция основана на верховенстве права, потому что общие принципы конституции... являются у нас результатом судебных решении»’. На мой взгляд, специальные принципы как националь­ного. так и международного права, реализующиеся в государстве, могут быть выработаны во многих его формах. Не только прин­ципы права, содержащиеся в Конституции, являются результа­том практической деятельности всех участников правоотношений и впоследствии лишь могут найти свое отражение в судебных реше­ниях. В-третьих, «статут» (правовой «акт») является лишь одной из форм национального права, который не может исключать иных форм как национального, так и международного права. В-четвер­тых, суды вправе давать лишь буквальное толкование «статутов» (правовых «актов») и исключать в своей практике расширительное и ограничительное толкование права.

Таким образом, концепция «верховенства права», основанная лишь на отрицании деспотизма и произвола власти, разработанная Л. Дайси, требует своего дальнейшего и более глубокого развития. В отличие от нрава времен Л. Дайси современное право, как родовое понятие выражается не только в исследованных нм статутах, ио так­же и в иных формах как национального, так и международного права. Безусловно, для Англин времён Альберта Бенна Дайси сде­ланные нм выводы являлись ие только научным прорывом, но и че­ловеческим подвигом. Однако нс следует забывать, что концепцию «верховенства права» он прежде всего использовал применительно к привлечению лиц к уголовной ответственности и исключительно в случаях нарушения статутов, а не на основании произвола долж­ностных лиц, то есть формального равенства всех перед законом. В современный период концепция «верховенства права» должна иметь значительно более глубокое содержание и, следовательно, нуждается в существенном теоретическом переосмыслении.

Лорд Бингхем (Bingham) в 2006 г., анализируя первую статью Закона Великобритании о конституционной реформе 2005 г., уста-
повившей, что Закон нс повлияет негативным образом на «сущест­вующий конституционный принцип верховенства права», обосно­ванно заметил: суды регулярно ссылаются на верховенство права, по не указывают, что они под этим понимают. Более того, многие авторы убедительно сомневаются в значении и ценности указанно­го понятия, например. Раз (Raz). Финнис (Finnis), Шкляр (Scklar), Валдроп (Waldron) и Таманаха (Tamanaha) 1 .

Индекс верховенства права, ежегодно издаваемый в рамках про­екта World justice Project, оценивает верховенство права с исполь­зованием следующих индикаторов: 1) ограниченные полномочия государственного аппарата: 2) отсутствие коррупции; 3) порядок и безопасность: 4) основные права: 5) открытое правительство; 6) надлежащее правоприменение: 7) гражданское судопроизводст­во; 8) уголовное судопроизводство. Па мой взгляд, во-первых, дан­ные «индикаторы» носят весьма неопределённый характер и мо­гли бы быть применены к самым разнообразным, как правовым, так и неправовым явлениям. Во-вторых, думаю, перечень таких «индикаторов» с такой же долей вероятности возможно было бы 11 род ол жать бес конечно.

В специальной литературе активно изучается трактовка верхо­венства права, высказанная Таманахой. По его мнению, «верхо­венство нрава, но своей сути, требует, чтобы должностные лица и граждане подчинялись и действовали в обязательном порядке на основе права. Это основное требование влечёт установление минимального набора признаков: право должно быть установле­но заранее (относится к будущему), быть обнародованным, об­щим, чётким, стабильным и определённым и применяться ко всем. В случае отсутствия этих признаков наличие верховенства права не признаётся» . Вместе с тем, «минимальный набор признаков» верховенства права, предлагаемый Таманахой, во-первых, нс яв­ляется оригинальным. Названные «признаки» возможно в равной степени относить как к отдельным формам национального права (в частности, к национальным правовым актам или обычаям), так и к национальному праву во всех его формах в целом. Во-вторых,

Тамаиаха не указал формы международного и национального пра­ва. В-третьих, не разъяснил, над чем (кем) же «право» верховенст­вует.

Традиционно в самом общем виде специалисты рассматрива­ют концепцию «верховенство права» как противоположность произволу. Однако в этой связи остаётся открытым вопрос: про­изволу каких органов или лиц? Так. верховенство права по Дан­си сводилось лишь к ограничению исполнительной власти и нс включало ограничение законодательной власти парламента. Вероятно, такое ограниченное понятие верховенства права осно­вывалось на юридическом позитивизме и концепции «верховен­ства парламента».

М. Крайгир обосновано заметил: «...пишущие о верховенстве права часто различают его «тонкие» или «формальные» концеп­ции. с одной стороны, п «толстые», «существенные» или «матери­альные» концепции - с другой. Первые ограничиваются формаль­ными свойствами законов и правовых институтов, ставящих своей целью верховенство права. Вторые же требуют включения суще­ственных элементов более широкой концепции идеального обще­ства и государства - демократического, с рыночной экономикой, уважением прав человека или чего-либо подобного»". По мнению Крайгира, «современные правоведы - аналитики предпочитают первый путь. Они зачастую даже принимают... или расширяют... восемь известных принципов Лона Фуллера, относящихся к тому, что сам он называл «зтикоіі права», в том смысле, что эти прин­ципы являлись определяющими характеристиками верховенства права, даже если эти правоведы не соглашались с Фуллером отно­сительно того, заслуженно ли эти принципы именуются мораль­но-этическими. По словам Фуллера, эти принципы заключались в том, что должны существовать некие правила, которым нужно быть общеизвестными, предсказуемыми, понятными, непротиво­речивыми, принципиально выполнимыми и достаточно стабиль­ными - с тем чтобы граждане могли ориентироваться на них в сво­их действиях, - а также осуществляемыми посредством методов, совпадающих с их условиями»-.

Как «тонкие», так и «толстые» концепции «верховенства нра­ва» представляются теоретически дискуссионными, а практиче­ски неэффективными. «Тонкие» концепции «верховенства нрава», ограничивающиеся «формальными свойствами законов и право­вых институтов, ставящих своей целью формирование верховен­ства права», во-первых, ограничиваются прежде всего «законами» и не включают в единую систему права иные формы националь­ного и (или) международного права. Во-вторых, с позиции науч­но дискуссионных концепций интегративного иравоионимания в концепцию верховенства права традиционно ключают, например, «правовые институты, ставящие своей целью формирование верхо­венства права», на мой взгляд, нс имеющие достаточно определён­ной природы и являющиеся неправом. Следовательно, сторонники «тонких» концепций «верховенства права», с одной стороны, ис­ходя из юридического позитивизма, прежде всего ограничиваются только одной формой внутригосударственного права «законом», «законодательством» (а точнее - национальными правовыми ак­тами); с другой стороны, противореча сами, себе, в соответствии с научно дискуссионными концепциями интегративного правопо- нимания включают в право также и неправо - «правовые институ­ты, ставящие своей целью формирование верховенства права».

Учитывая изложенные теоретические аргументы, хотелось бы присоединиться к теоретически убедительному выводу А.Ф. Чер­данцева и Н.А. Власенко: «С позиции онтологии в понятие права мы ие должны включать разноплановые явления (на мой взгляд, точнее - разнородные явлення. - В. Е.), хотя и в чём-то свя­занные между собой. В этой ситуации право лишается онтоло­гической однородности, монолитности и становится явлением неопределённым» . Как представляется, с позиции онтологии, ис­ходя из научно обоснованной концепции интегративного понима­ния права, теоретически более обосновано, а практически необхо­димо, включать собственно в «право» только однородные и лишь правовые явления - прежде всего принципы и нормы права, со­держащиеся в единой, развивающейся и многоуровневой системе
форм национального и (или) международного права, реализующи­еся в государстве. В результате право будет находиться в непре­рывном диалектическом развитии от неопределенности к большей степени его определенности. При таком теоретическом подходе определенность нрава возможно рассматривать ие только как соот­ветствующее качество права, ио и как цель совместной деятельнос­ти управомоченных правотворческих органов, организаций и т. д„ к которой необходимо постоянно стремиться.

Убежден, теоретически ещё более спорными, а практически контрпродуктивными являются «толстые» концепции «верховен­ства нрава», основанные на научно дискуссионных различных кон­цепциях интегративного правопонимания, требующих включения существенных элементов более широкой концепции идеального общества и государства - «демократического, с рыночной эконо­микой, уважением прав человека или чего-либо подобного», т. е. неправа. Полагаю, подобное «размывание» права неправом в ре­зультате может привести (и приводит) к разнообразной и даже противоречивой правоприменительной (в том числе - судебной) практике, а, следовательно, к нарушению прав и правовых интере­сов физических и юридических лип .

Характерно, что в английской концепции «верховенства права» «государство» вообще ие содержится. По мнению. М. Краіігира, это связано с тем. что «... английская традиция долгое время придержи­валась плюралистического подхода в своей концепции источников права... с множеством взаимодополняющих и конкурирующих ав­торитетных источников, в том числе обычаев судебного обихода, судебных решений и писаных законов... В соответствии с традици­ей общего права общепринятой практикой было принято на протя­жении долгого времени считать, что «издревле обретённое собра­ние исписанных заветов и обычаев... являлось главным источником права и единственным способом подтвердить, что та или иная сен­тенция есть норма общего права, показав, что она соблюдалась согласно обычаю... В пользу такого обычая свидетельствовало.... наличие другого незакоиодателыюго источника, а именно реше­ний судов по конкретным делам... Вот это и было «общее право»...,
которое сторонники верховенства права в XVII веке предпочитали повелениям своего короля: «Право, сформированное сложившей­ся практикой, право, не созданное по воле, приказанию или праву самодержца, ограничивало его правление, лишая его возможности творить произвол»’.

В то же время, начиная с XVIII в. с позиции юридического по­зитивизма право начало преимущественно рассматриваться как продукт деятельности законодателя, «суверена». Отсюда возник вопрос о трансформации сущности как права, так и «верховенст­ва нрава». В связи с этим М. Крайгир пишет: «Потрясённые таким понижением статуса права, ранее имевшего верховенство над суве­реном. и тем. это они «сочли» «произволом» по отношению к себе со стороны суверенного британского парламента, американские колонисты вначале устроили революцию, а затем применили про­рывную инновацию - писаную конституцию, обязательную для законодателя и регулярно контролируемую независимым Верхов­ным судом, чьи решения со временем также стали обязательными для законодателя. Это было новаторским способом реабилитиро­вать давнишний правовой принцип»-.

В современный период, как справедливо признаёт М. Крайгир: «...законодательство перевесило обычаи судебного обихода и даже судебные решения, став главным и всё более властным источником права также и в странах общего нрава...» . В этой связи, например, по обоснованному мнению Д. Паломбелла, сущность верховенства права состоит в подчинении государства праву*. Другое дело, что в разные исторические периоды и в различных государствах преоб­ладали разнообразные формы прежде всего национального права. Думаю, насущная задача любого современного государства (в том числе и России) состоит в разработке и закреплении в конституциях и иных национальных правовых актах единой системы форм нацио­нального и (или) международного права, реализующегося в государ­
стве, содержащей принципы и нормы права, обязательные для всех участников правоотношении, втом числе не только для правоприме­нительных, но и правотворческих органов государственной власти.

Характерно, что современная концепция верховенства нрава ие ограничивается только национальным нравом. В настоящий пе­риод в международных декларациях о верховенстве права в самом общем виде говорится о соблюдении человеческого достоинства, фундаментальных прав и участии в демократических процессах. Весьма показателен и третий параграф Всеобщей декларации прав человека, устанавливающей: «Принимая во внимание, что необхо­димо, чтобы права человека обеспечивались верховенством права в целях обеспечения того, чтобы человек нс был вынужден прибе­гать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения» 1 . В 2004 г. Генеральный секретарь ООП разъяснил данный параграф: «Верховенство права является стержневой кон­цепцией для миссии ООІI. Оно подразумевает такую организацию управления, при которой все люди, институты, организации, пу­бличные и частные, включая само государство, подчиняются зако­нам. которые, в свою очередь, подлежат официальному обнародо­ванию, применяются равно но отношению ко всем и реализуются независимым судом, а также соответствуют международным стан­дартам и нормам в области нрав человека. Оно также требует обес­печения реализации принципов приоритета права, равенства перед законом, ответственности перед законом, беспристрастности в пра­воприменении, разделения властей, участия людей в принятии ре­шении, правовой определённости, недопущения произвола, а также процедурной и правовой прозрачности» (выделено миоіі. В. Е.). В этом документе обращает на себя внимание то, что, во-первых, несколько раз говорится не о праве как о родовом понятии, а только лишь об одном его виде - законе. Во-вторых, в данном документе даже не сделана попытка определить иные формы национального нрава. В-третьих, о международном праве традиционно говорится лишь в самом общем виде: «международные стандарты и нормы
в области прав человека». В-четвертых, ничего нс пишется о соот­ношении международного и национального права.

В самом общем виде упоминается о верховенстве нрава и в по­следнем параграфе преамбулы Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.: «Преисполненные ре­шимости как правительства европейских государств, движимые единым стремлением и имеющие общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права, сделать первые шаги на нуги обеспечения коллективного осуществления некото­рых из прав, изложенных во Всеобщей декларации».

Термин «верховенство права» содержится во многих националь­ных конституциях. Однако в большинстве из них «право» сводится к «законам», принятым правотворческими органами государства. Ф. Бентер справедливо полагает: «Это понятие фактически прио­брело статус некоего «шифра», алгоритма желательного поведения государства. Оно отражает, по широкому и разнообразному мне­нию, нечто, что является конституционным, юридическим и по­литическим благом. Однако ключевой вопрос в данном случае: как можно наполнить его содержанием при отсутствии новых или оспариваемых определений? Это всё равно, что наполнять сосуд жидкостью, которая не течёт» 1 . Ф. Вентер, пытаясь ответить на дан­ный ключевой вопрос, думаю, пришёл к теоретически дискуссион­ному выводу: «...верховенство права является частью конституци­онализма как одного из его элементов...» . На мой взгляд, при всей важности национальных конституций, безусловно, являющихся фундаментальными (основополагающими) видами национальных правовых актов, необходимо подчеркнуть: имеются и другие наци­ональные правовые акты, а также другие формы внутригосударст­венного и международного права 1 .

Как представляется, требуется нс простое уточнение, детализа­ция или переосмысление концепции «верховенства права», а се су-
шественная модернизация, объективно предполагающая необхо­димость более глубокого теоретического исследования с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонима- ния. Один из разработчиков категории «верховенство нрава» про­фессор А. В. Дайси использовал её только применительно к при­влечению к уголовной ответственности исключительно в случае нарушения строго установленных правил поведения. Вместе с тем, в настоящее время возникает множество иных вопросов. Напри­мер, первый: каковы современные формы международного и наци­онального права? Второй: имеется ли строгая иерархия принципов и норм права, содержащихся в формах международного и нацио­нального права? Третий: какова природа принципов международ­ного и национального права? Четвёртый: концепция верховенства права относится только к гражданам и юридическим лицам либо также и ко всем органам государственной власти и органам мест­ного самоуправления без какого-либо исключения? Пятый: прин­ципы и нормы права - «продукт» только правотворческих орга­нов государственной власти, либо возможны иные их источники? Шестой: если да, то какие?

Весьма характерным представляется вывод С.Ф. Ударцева и Ж.Р. Темирбекова, полагающих, что в целом «...доктрины верхо­венства права и правового государства - два варианта обозначения приоритета нрава, развивающиеся в разных правовых системах. Доктрина верховенства нрава является относительно более общим выражением места права в системе общества, а доктрины правово­го государства относительно более частной, ориентированной на определение соотношения права и государства, на программи­рование правомерности и разумного ограничения (в том числе са­моограничения) деятельности государства как главного института, обеспечивающего правотворчество и правоприменение»’ (выделе­но мной. - В. Е.).

К сожалению, научные работники, пишущие как на английском, так и на русском языках, не всегда разграничивают понятия «кон­цепция» и «доктрина». Весьма показательно, что названные выше

авторы назвали статью «Концепции» «верховенство права» и «пра­вового государства», а в тексте гон же статьи применяют другое по­нятие - «доктрина». Вместе с тем. в соответствии с философским энциклопедическим словарём доктрина (от лаг. doctrina - уче­ние) - это «систематизированное политические, идеологическое или философское учение,... совокупность принципов» 1 , а концеп­ция (от лат. conception) ведущий замысел, определённый способ понимания, трактовки какого-либо явления; внезапное рождение идеи, оси. мысли...» .

Даже краткий анализ становления и дальнейшего развития тер­мина «верховенство права» в международных документах и поня­тия «верховенство права» в зарубежной специальной литературе позволяет сделать следующие неутешительные выводы.

Доктрина «верховенства права» как сложившаяся и признанная система научных взглядов, имеющая существенное практическое значение, до настоящего времени в мире нс разработана.

Поскольку современное право с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания является по отноше­нию к государству как «внешним» (например, международные до­говоры), гак и «внутренним» (например, национальные правовые акты) регуляторами общественных отношений, постольку само­стоятельная концепция, а тем более - «доктрина», «верховенства права» представляется теоретически дискуссионной.

В этой связи в настоящее время с позиции научно обоснован­ной концепции интегративного правопонимания «верховенство права», полагаю, теоретически более обосновано рассматривать как плодотворную научную концепцию, но в рамках более об­щей концепции «правового государства» государства, огра­ниченного правом в целом. Как нравом, источниками которого является само государство (например, национальные правовые акты), так и правом, источниками которого государство не яв­ляется (например, международные договоры и обычаи между­народного права, правовые договоры и обычаи национального права).

В своем докладе «При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех» () Генеральный секретарь отметил, что «необходимо избавляться от нужды и страха, но этого недостаточно. Все люди имеют право на достойное обращение и уважение» [пункт 27]. Залогом обеспечения людям такого достойного обращения и уважения является осуществление в полном объеме прав человека, а их защиты — верховенство права.

Основой для обеспечения свободы жить в достойных человека условиях служит , международного уголовного права и международного беженского права . Эти основополагающие элементы нормативно-правовой базы являются дополнительными сводами правовых норм, направленных на достижение общей цели: защиту жизни, здоровья и достоинства людей. Верховенство права - это механизм развития и защиты нашей общей нормативно-правовой основы. Она содействует созданию системы, в которой властные полномочия осуществляются в соответствии с согласованными правилами, гарантирующими защиту всех прав человека.

Согласно определению Генерального секретаря, верховенство права обусловливает необходимость того, чтобы процессуальные действия, деятельность учреждений и основные нормы соответствовали концепции прав человека, включая основные принципы равенства в соответствии с законом , ответственности по закону и справедливости в деле защиты и охраны прав ( , пункт 6). В обществах невозможно обеспечить верховенство права, если не обеспечена защита прав человека, и наоборот, защита прав человека не может быть обеспечена в обществах без эффективного верховенства права. Верховенство права - это механизм осуществления прав человека, содействующий претворению принципа прав человека в жизнь.

Обеспечение верховенства права является неотъемлемым элементом работы по закреплению экономических, социальных и культурных прав в национальных конституциях , законах и положениях. Когда права защищены законом или обеспечивается иная правовая защита таких прав, верховенство права, в случае несоблюдения таких прав или неправомерного использования государственных ресурсов, предоставляет средства правовой помощи.

Хотя нормативно-правовую основу принципа верховенства права обеспечивают согласованные на международном уровне права человека, нормы и стандарты, он должен быть тесно связан с национальным контекстом, включая его культурные, исторические и политические реалии. Поэтому государства действительно имеют свой особый национальный опыт в области развития своих систем верховенства права. Тем не менее, как это подтверждено в , существуют общие элементы, вытекающие из международных норм и стандартов.

Верховенство права и права человека представляют собой два аспекта одного и того же принципа - свободы жить в достойных человека условиях. Вследствие этого верховенство права и права человека неразрывно связаны между собой. Такая неразрывная связь в полной мере признавалась государствами-членами со времени принятия , в которой говорится о необходимости того, «чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения». В государства-члены согласились не жалеть усилий для укрепления верховенства правопорядка и обеспечения уважения всех признанных на международном уровне прав человека и основных свобод. В государства-члены признали, что верховенство права и права человека относятся к универсальным и неделимым основным ценностям и принципам Организации Объединенных Наций. В государства-члены подчеркнули, что права человека и верховенство права взаимосвязаны и подкрепляют друг друга.

Поощрению верховенства права активно содействует Совет по правам человека . Советом был принят ряд резолюций, которые непосредственно относятся к вопросам прав человека и верховенства права, в том числе об отправлении правосудия; о целостности судебной системы ; и о правах человека, демократии и верховенстве права . Советом по правам человека было создано несколько механизмов специальных процедур, непосредственно относящихся к вопросам верховенства права, таких, например, как Специальный докладчик по вопросу о независимости судей и адвокатов , Специальный докладчик по вопросу о содействии установлению истины, правосудию, возмещению ущерба и гарантиям недопущения нарушений , Независимый эксперт по вопросу о содействии установлению демократического и справедливого международного порядка и